У живущего ныне в Израиле бывшего белорусского партизана Моте Цимкинда в Плисском гетто погибли отец, мать, сестра, брат, все близкие и дальние родственники. Изверги и ему уготовили туже участь! Но он выжил! Выжил наперекор судьбе! Оставшись единственным свидетелем трагедии Плисского гетто, он поклялся сделать нетленной память невинно убиенных...

До Второй мировой войны местечко Плисса входило в состав одного из польских воеводств. После присоединения к Западной Белоруссии в сентябре 1939 года Плисса вошла в Витебскую область. Что помнит Моше из довоенной жизни? Время, когда в воздухе еще не носилась война, а рядом были родные и друзья, всегда вспоминается с радостью. Что успел Моше к началу войны? Окончить семилетнюю польскую школу, потрудиться на местной фабрике и походить несколько месяцев в вечернюю советскую школу... Ему ведь тогда не было и 19 лет... 1 июля 1941 года передовые немецкие части вошли в Плиссу. Поначалу особой враждебности не проявляли. Правда, сразу же арестовали нескольких евреев и заставили их служить переводчиками. Но особой тревоги этот факт не вызвал, ибо, во-первых, идиш – язык европейских евреев – схож с немецким, а во-вторых, все арестованные окончили полные курсы польских школ, а в них немецкому языку учили на совесть.

Через неделю большинство мужчин немцы погнали на прокладку дороги. Конечно, ничего не платили, но и массовых убийств никто не предвидел. Убивать стали с весны 1942 года, когда всех евреев согнали на пару огороженных улиц, где оккупанты организовали гетто. Однажды не вернулся никто из мужчин, прокладывавших дорогу. Среди них был и отец Моше-Меир-Рувим Лейбович Цимкинд. Начальник местной полиции Чеснак и его заместитель Виктор Яцына не скрывали своего участия в расстреле этих мужчин. Когда же о смертельной опасности, нависшей над евреями Плиссы, узнали в окрестных селах, то за колючую проволоку гетто пробрались несколько белорусов, предложивших свою помощь... В чем такая помощь могла заключаться? Не хватало самого необходимого – воды, еды. 0 лекарствах можно было даже не заикаться. Но глазное не в этом. Нужен был "схрон" – укрытие, так как немцы готовили ликвидацию гетто, что подразумевало уничтожение всех его обитателей.

Степан Фомич Метелица жил на так называемом "ближнем хуторе" в двух километрах от Плиссы. Считался зажиточным крестьянином, владел двадцатью гектарами пахотной земли. Рискуя жизнью, проник в гетто и предложил нескольким еврейским семьям, в том числе Цимкиндам, "сховаться" у него... Школьный товарищ Моше, Костя Иванкович, дом которого находился на "дальнем хуторе", в двадцати километрах от Плиссы, специально прибыл в Плиссу, разыскал Моше и предложил "схрон" в своей хате. Конечно, и Костя, и его родители, которые были в курсе дела, понимали, что рискуют жизнью, – за укрывательство еврея немцы расстреливали. Но у Иванковичей были просторный дом, богатое хозяйство, обширное подворье, и они полагали, что "схрон" у них будет надежным. Думается, здесь будет к месту привести слова Моше Цимкинда о том, что нередкие в советские времена разговоры о массовом предательстве в военную пору зажиточных крестьян, кулаков, богатеев - не стоят и выеденного яйца. Предатели были среди всех социальных слоев. И тех, кто старался спасти обреченных в гетто, нельзя делить по социальному и, к слову сказать, национальному происхождению.

Но нельзя замолчать и другое. Тех, кто решался помогать евреям, было немного. На оккупированной территории мощь немецкой армии многими воспринималась как безусловная. Антисемитская пропаганда, рисовавшая евреев кровожадным крысиным племенем, особых протестов не вызывала. Наоборот, воспрянуло духом традиционное для просторов бывшей Российской империи юдофобство. И честь и хвала тем, кто в этих условиях, пересилив страх, остался человеком, приютил в своих городских домах и деревенских хатах еврейские души. По большому счету, спасители евреев, эти Праведники мира, спасали и свои души, ибо они оставались людьми, а не превращались в человекоподобных зверей.

Уходить из гетто всей семьей евреи не могли – вокруг несли вахту местные полицаи и каратели, прибывшие из Украины и Прибалтики. Все спастись никак не могли, но и оставлять кого-то на погибель было выше человеческих сил.

Моше считает, что многие евреи даже не пытались спастись, смирившись со своей участью жертвы. В гетто он нередко слышал, когда отцы семейств свой отказ бежать объясняли простой, но бессмысленной по своей сути фразой; "Будь что будет". Чувство обреченности у многих затмевало даже инстинкт самосохранения.

В погожий день 1 июня 1942 года началась ликвидация Плисского гетто. Полицаи врывались в дома, вытаскивали людей на улицы, гнали на площадь и дальше за околицу местечка... А там уже ожидали своих жертв пулеметы карателей.

Тогда Моше "опоздал" на свою смерть, ибо спустился с чердака через несколько минут после того, как мать, сестру и брата увели на погибель... На чердаке Моше пытался устроить "схрон", да не успел... Один из полицаев, заметив Моше через открытое окно, вбежал в дом, наставил на него винтовку и... резко опустил. Оказывается, у полицаев не всю душу выжигала злоба... Так случилось, что вбежавший полицейский был соучеником Моше по школе.

В тот первый день лета 1942 года из 412 плисских евреев в живых остались двое – Моше Цимкинд и Чернэ-Лея Гинзбург (урожденная Гельман). Ее мужа Бориса полицаи заподозрили в организации сопротивления и расстреляли еще весной. Зверюги Чеснак и Яцына всласть поиздевались и над Чернэ-Леей, когда на глазах матери убивали ее детей. Она умоляла добить и ее, но садисты-полицаи решили повременить.

Моше встретил Чернэ-Лею у разрушенной школы с трудом удалось уговорить ее спасаться. Но куда бежать? Принимать ре шение в состоянии был только Моше. Решил податься к Степану Фомичу Метелице. Несколько недель прятались в сарае на его дворе. Но один из соседей Метелицы пошел служить в полицию. Оставаться стало опасно. Нагрузив Моше провизией, Степан Фомич рекомендовал пробираться в местечко Глубокое, где еще существовало еврейское гетто.

В Глубокое Моше пробрался вместе с Чернэ-Леей. Это гетто было самое большое в округе. Там были юденрат и еврейская полиция. Мне разное приходилось слышать и читать о еврейских полицейских в гетто. Моше Цимкинд считает, что они были отпетыми мерзавцами. В Глубоком еврейские полицейские выполняли три функции: следили, чтобы обитатели гетто не разбегались; отбирали у обреченных евреев добротные вещи, а иногда и припрятанные кольца и серьги. Начиная с 1943 года именно еврейские полицейские гнали отобранных немцами рабочих из гетто в открытый оккупантами цех по переработке шерсти.

Еврейские полицейские не сомневались, что рано или поздно разделят судьбу своих единоверцев. Но на что-то надеялись... Один из них говорил Моше, что они разжились оружием, которое припрятали... Выслуживаясь перед немцами, они одновременно надеялись их перехитрить. Они погибли, заслужив у своих соплеменников дурную славу.

Когда Моше понял, что гетто в Глубоком обречено, решил уходить в лес и искать партизан. Что же касается Чернэ-Леи, то от горя она впала в прострацию и сама пошла на немецкие пули. Моше Цимкинд сумел ускользнуть из гетто в Глубоком и добраться до леса. Но встретиться с партизанами ему удалось не сразу. Побродив неделю в одиночестве по окрестным лесам, он вновь вынужден был искать себе пристанище. Тем более что начиналась осень. Решил идти на "дальний хутор" к Косте Иванковичу. Вероятно, это было единственно правильное решение. Иванковичи не только приняли Моше – дали ночлег, напоили, накормили, обогрели, но и помогли связаться с партизанами.

Моше Цимкинд – скромный человек и не любит рассказывать о своих подвигах. Но боевая характеристика – это документ, и здесь, как говорится, ни убавить, ни прибавить. Моше воевал в отряде имени Фурманова, входившем в партизанскую бригаду имени ЦК КП(б) Белоруссии. Командир отряда Изюмов и комиссар Горбачев пишут о Моше Меировиче Цимкинде как об "одном из самых лучших и отважных бойцов, который смело уничтожал немецко-фашистских оккупантов и их пособников, пускал под откос вражеские эшелоны".

Моше говорил мне, что евреи-партизаны больше всего опасались плена. Но ведь могли взять в плен раненным... А это наверняка мученическая смерть для нашего брата. Поэтому каждый еврей-партизан припасал гранату-лимонку "для последнего боя", чтобы не даться врагу живым.

От Моше Цимкинда я впервые услышал о так называемых "родионовцах". Оказавшийся в плену полковник Советской Армии Родионов (его имя и отчество Моше не помнит) согласился создать из советских военнопленных подразделение, которое немцы, неплохо вооружив, бросили на борьбу с партизанами. "Родионовцы" дрались с партизанами нехотя, а потом и вовсе стали перебегать на их сторону. В конце концов на сторону партизан перешел и сам полковник Родионов. Во искупление "вины перед Родиной" Родионов готов был выполнить любой приказ. Евреи-партизаны полагали, что отцы-командиры прикажут Родионозу атаковать Глубокое и спасти евреев гетто. Но "родионовцы" получили приказ разбить гарнизон немцев в Докшицах, рядом с узловой станцией Крупевщизна. Полковник Родионов выполнил приказ.

А что же еврейское гетто в Глубоком? Немцы, рассудив, что партизаны теперь и в самом деле нападут на Глубокое, поспешили уничтожить гетто, расстреляв всех его обитателей.

В конце войны Моше Цимкинд какое-то время работал в следственном отделе областного НКВД переводчиком. Присутствовал на допросах бывших полицаев, пособников оккупантов. А когда узнал об образовании Государства Израиль, подумывал уехать на "историческую родину". В принципе такой ход совсем даже не исключался, ибо, обладая до войны польским гражданством, Моше мог вернуться сначала в Польшу, а уже оттуда дорога в Израиль была открыта.

Жил Моше в славном городе Молодечно. Более тридцати лет проработал рабочим на одном месте – в тресте "Сантехмонтаж". В конце 80-х годов уже пенсионером перебрался с семьей в Израиль. Конечно, мог не работать. Но разве усидит партизан-ветеран в четырех стенах пусть даже роскошной квартиры на одной из лучших улиц города Реховота.

К тому же годами вынашивал Моше мечту – поставить памятник на месте расстрела односельчан в Плисском гетто. К сожалению, в советские времена обращения в Верховный Совет Белоруссии ни к чему не привели. Обещали поставить памятный знак, а вместо этого затеяли какое-то строительство, распахали место расстрела и бульдозерами убирали человеческие останки.

Но упорства Моше не занимать. Тем более что задумал он благое депо... Уже в Израиле принял решение соорудить памятник на свои средства. Несмотря на возраст, пошел работать. Копил деньги. Еще подсобили пятеро сыновей, которые, к счастью, вполне удачно устроились в Израиле.

А потом Моше вместе с одним из сыновей полетел в Плиссу и. установил памятник. Помогал ставить памятник и Виктор Степанович Метелица, сын скончавшегося несколько пет назад того самого Степана Фомича Метелицы, который во время оккупации спас Моше жизнь.

Другой спаситель Моше, Костя Иванкович, причисленный советской властью к кулакам, опасаясь репрессий, после войны как бывший польский гражданин перебрался в Польшу. Связь с ним, к сожалению, прервалась. Но ни Моше, ни его дети, ни внуки, ни правнуки никогда не забудут славных фамилий Иванковичей и Метелицы, спасших их деда от верной гибели. Они достойны получить звание "Праведник мира" – "Хасид умот ха-олам".

Да будут вовек не забыты "Праведники мира", спасавшие человеческие души.

Самолет радиоэлектронной разведки Ил-20М. Фото Дмитрия Терехова

Москва посчитала, что Израиль нарушил договор о предотвращении инцидентов между российскими и израильскими вооруженными силами в Сирии, поскольку 17 сентября предупредил об ударе своих истребителей почти одновременно с атакой, а не заблаговременно. Согласно заявлению российского военного ведомства, четыре израильских истребителя-бомбардировщика F-16 наносили ракетные удары в «непосредственной близости» от заходившего на посадку на авиабазе Хмеймим самолета радиоэлектронной разведки Ил-20М (бортовой номер RF-93610) Воздушно-космических сил России, чем «подставили» его под удар сирийского зенитного ракетного комплекса С-200Э.

Разумеется, никакой преднамеренности действий, приведших к крушению российского самолета, ни со стороны Сирии, ни со стороны Израиля не было и быть не могло. Об этом сразу же было заявлено президентом России Владимиром Путиным. Премьер-министр Израиля Биньямин Нетаньяху немедленно связался с российским лидером и принес соболезнования в связи с гибелью российских граждан.

Между Россией и Израилем налажены дружеские отношения. Нельзя не обратить внимание на то, что Израиль - единственное государство, относящееся к западному миру, которое никоим образом не участвует в «наложении» каких-либо санкций на Россию. Давление, оказывавшееся из некоторых западных столиц (и прежде всего из Лондона) на израильское руководство, не возымело никакого действия.

Российские военные утверждают, что, во-первых, предупреждение об атаке поступило всего за минуту до ее начала, во-вторых, не было точно определено место атаки и, в-третьих, израильские самолеты летели вдоль сирийского побережья, используя российский самолет в качестве щита. Одновременно российская сторона заявила, что всегда учитывала израильские запросы, но в данном случае ответом явилась неблагодарность.

ГРИФ СЕКРЕТНОСТИ СНЯТ

В Москву немедленно вылетел генерал-майор Амикам Норкин, с 10 августа 2017 года – командующий ВВС Израиля. Йоси Йегошуа, военный эксперт и обозреватель по внешней политике израильской газеты «Едиот ахронот» («Последние известия»), обращает внимание на то, что генерал Норкин весьма осведомлен в вопросах координации действий с Россией.

В свое время он занимал пост главы Управления планирования («агаф ха-тихнун») ЦАХАЛ (Армии обороны Израиля) и непосредственно прорабатывал вопросы взаимодействия с российскими военными в Сирии.

Небезынтересно заметить, что 49-летний Норкин считается одним из крупнейших специалистов по управлению ВВС. Он – выпускник Национального военного колледжа, с отличием закончил Хайфский университет и защитил магистерскую диссертацию по теме «Влияние информационной революции и изменений в характере войны на командную модель и управление воздушными силами». И еще одна деталь из биографии относительно молодого генерала: свое имя он получил в честь Амикама Шамая, двоюродного брата его отца, подорвавшегося на сирийской мине 16 мая 1966 года.

Генерал Амикам Норкин представил российской стороне подробный рапорт, излагающий хронологию событий, приведших к трагедии российского самолета в cирийском небе. По данным пресс-службы ЦАХАЛ, в районе Латакии, главного порта Сирии на Средиземном море, колонна грузовиков перевозила военный груз иранского производства из Сирии в Ливан для передачи «Хезболле». Груз представлял собой аппаратуру, значительно увеличивающую точность ракет, которыми ливанские боевики обстреливали и вновь готовятся обстреливать Израиль.

Замечу, что если к началу второй ливанской войны летом 2006 года «Хезболла» обладала арсеналом в 17 тыс. ракет, то сегодня у нее более 100 тыс. ракет, да еще и более современных типов. Израиль учитывает, что Исламская Республика Иран (ИРИ) вынашивает идею своего постоянного присутствия в Сирии. Тегеран желает там утвердиться надолго, если не навсегда. На первом этапе наравне с Москвой, а затем стать единственным гарантом сирийского урегулирования. Конечно, ЦАХАЛ не позволит стоять на границах с Сирией заклятому врагу Израиля. Тем более что окопавшийся на северной границе, в Ливане, иранский союзник «Хезболла» представляет сегодня уже самую настоящую армию.

Израиль категорически отвергает утверждения, будто один из истребителей F-16, выполнявших 17 сентября боевую задачу, отделился от звена четверки и «спрятался» за Ил-20М, подставив его таким маневром под удар. В отчете утверждается, что российский самолет и израильские F-16 находились в совершенно разных районах, на разных высотах и двигались с разной скоростью.

Генерал-майор в отставке Гиора Ромм, боевой израильский летчик, выступая на канале RTVI, обратил внимание на тот факт, что «ЦАХАЛ поделился с российскими военными секретной информацией, ибо происшедшая трагедия сняла все грифы». Полковник в отставке Янив Рохов, много лет проработавший в аналитическом отделе Министерства обороны Израиля, в беседе с «НВО» заметил: «Нельзя исключить, что сирийцы из-за применения Израилем средств электронного подавления, увидели на своих радарах другие цели, принятые ими за израильские самолеты. Но в таком случае речь идет о крайне низком уровне профессиональной подготовки персонала батарей ЗРК С-200. Потому что, если бы на их месте находились россияне, подобного, конечно же, не произошло».

Еще в 2013 году, когда только намечалось осуществление сделки по продаже С-300 Дамаску, сирийские военнослужащие прошли обучение на этих ЗРК. Однако и генерал Ромм, и полковник Рохов весьма сомневаются в общем уровне технической подготовки сирийских военных операторов. Нельзя исключить, считают они, что поставляемые новые российские комплексы ПВО разнесут сами сирийцы – по ошибке, недоразумению, неумению.

Израильтяне утверждают, что об атаке в Латакии российских военных предупредили за четыре минуты, в 21.38. Первая цель была поражена в 21.50. Российский Ил-20М в это время находился в 200 км к востоку от израильских самолетов в небе на севере Сирии.

Однако в 21.52 начались проблемы с сирийской системой ПВО. В итоге она вышла из-под контроля, в разные стороны было выпущено 27 ракет, одна из которых в 22.05 поразила российский самолет. В Израиле настаивают, что их самолеты к этому моменту уже подлетали к Хайфе.

В этой связи нельзя не обратить внимание на комментарий Михаила Ходаренка, авторитетного российского эксперта в области ПВО, полковника, бывшего сотрудника Генштаба ВС РФ, опубликованный в интернет-издании «Медуза»: «Все это (гибель самолета Ил-20М. – З.Г.) произошло из-за того, что боевые расчеты Сирии реально не знали, какова воздушная обстановка в районе выполнения боевых действий. И, конечно, из-за целого ряда ошибок при боевой стрельбе, которые они допустили. Прежде всего при захвате цели они должны были точно определить ее характер и государственную принадлежность. По всей видимости, этого не было сделано. Нужно было точно определить ее координаты. Очевидно, и этого они не сделали. Выполнять боевую стрельбу без этих данных невозможно... Сирийцы, видимо, торопились выполнить боевую стрельбу... Открыли огонь, не разобравшись с тем, кого они сопровождают... Также возможно, что во время наведения ракеты был срыв самонаведения. В таком случае она перешла в режим поиска частоты и потом захватила наиболее крупный объект с точки зрения отражающей поверхности. И им оказался как раз Ил-20».

ПРОТОКОЛ ОДНОГО ЗАСЕДАНИЯ

В архиве президента Российской Федерации хранится важный документ от 7 июля 1983 года (ф. 3. оп. 73. д. 17, лп). Тогда на заседании политбюро ЦК КПСС, посвященном помощи Сирии, выступил генсек ЦК КПСС Юрий Андропов. Небезынтересно привести выдержки из его речи, которые с рядом поправок, но почти в зеркальном отражении можно соотнести и с сегодняшним днем:

«АНДРОПОВ: В свое время мы допустили просчет, когда направили в Сирию наши зенитные ракетные комплексы вместе с персоналом. Да еще согласились, чтобы приказ на их боевое применение давало сирийское командование.

Тут надо прямо сказать – мы попали в ловушку. Несмотря на наши поставки Сирии самого современного оружия, шансов победить Израиль у нее практически нет. Поэтому независимо от того, выполнит наш командир на месте приказ сирийского командования о пуске ракет или нет, арабы будут возлагать вину за поражение Сирии на Советский Союз.

Еще хуже для нас может сложиться ситуация, если мы непосредственно втянемся в их военный конфликт. Тогда дело может дойти до более серьезных осложнений. Хотя и в миниатюре, но нынешняя ситуация на Ближнем Востоке напоминает Карибский кризис 1962 года. Масштабы, конечно, не те, и противник не тот.

Но опасность нашего вовлечения в вооруженный конфликт между Сирией и Израилем существует, поскольку под угрозой нападения находятся не только наши ракеты, но и наши люди. Я знаю, что у нас на рабочих уровнях идет проработка возможных военных акций в такой ситуации. Об этом надо забыть. Мы уже приняли ряд мер, чтобы свести к минимуму риск нашего вовлечения в такой конфликт, и твердо сказали сирийцам, чтобы в случае войны с Израилем они рассчитывали на собственные силы. Сейчас нам нужно четко определить линию поведения на перспективу. Коротко говоря, это осторожность и сдержанность, чтобы не влезть самим в ближневосточный конфликт.

Главным приоритетом должно стать исполнение решения политбюро о передаче советских ракет Сирии и выводе нашего персонала из этой страны. Чем скорее, тем лучше. При этом твердо вести линию на предотвращение военного конфликта между Израилем и Сирией, прежде всего политическими средствами. В случае нападения Израиля рассмотреть возможность некоторых демонстрационных мер, чтобы побудить США и Израиль к сдержанности. Но при любом развитии событий наши шаги не должны переходить за грань прямого вовлечения в военные действия».

Для понимания нынешних взаимоотношений российских военных в Сирии и ЦАХАЛ надо иметь в виду, что Москва, согласно договоренностям, не вмешивается в отношения Израиля с Ираном и «Хезболлой». Россия не готова вмешаться и в том случае, если сирийская армия каким-либо образом ввяжется в передачу иранского вооружения боевикам той же «Хезболлы». И понятно, почему. ИРИ объявила Израиль террористическим государством и поставила для своей страны в качестве главной задачи его уничтожение. Евреи не допустят нового, теперь уже со стороны Ирана, геноцида и в противостоянии врагу никаких компромиссов не будет.

Почему Иран, не имеющий с Израилем общей границы, так ополчился на него? Ответ, как ни странно, лежит не только в плоскости политики. Шиитские аятоллы, захватившие власть в Иране, конкурируя с суннитами, прежде всего с Саудовской Аравией, желают привлечь на свою сторону весь мусульманский мир, большинство которого составляют сунниты. Поэтому они и натягивают на себя тогу защитников палестинских арабов. Сегодня Иран – тактический (читайте: временный!) союзник Москвы в противостоянии суннитскому террору, угрожающему всему человечеству.

Однако нельзя полагать, что Тегеран – искренний друг России. Только один пример. Тамошние аятоллы вначале разрешили российским ВКС использовать авиабазу Хамадан в борьбе с террористами, а затем, совершенно надуманно обвинив Москву в показухе и неджентльменстве, наложили запрет. Министр обороны Ирана Хосейн Дехган в интервью иранскому телевидению заявил: «Ни при каких условиях мы не будем обеспечивать русских военной базой. Они прибыли сюда не навсегда». Как тут не вспомнить великого Александра Грибоедова, поэта, дипломата, драматурга, пианиста, подло убитого в Тегеране в январе 1829 года. Тогда тысячные толпы исламистских фанатиков пошли на штурм российского посольства по надуманной причине нарушения его сотрудниками «этикета шахского двора» и растерзали всех русских, кроме одного, в последний момент успевшего подкупить нескольких персов.

Нынешняя Россия демонстрирует понимание ситуации, в которой находится Израиль, вынужденный противостоять откровенному врагу. В четверг, 27 сентября, журналист израильского телеканала «Десять» Алон бен Давид, ссылаясь на собственные источники, сообщил, что Москва потребовала от Ирана приостановить поставки вооружений «Хезболле» до тех пор, пока российские власти не урегулируют отношения с Израилем после гибели российского самолета Ил-20М. Анонс этой информации бен Давид опубликовал на своей странице в Twitter, а позже выступил с этой информацией в телеэфире. Несколько раньше тот же телеканал «Десять» со ссылкой уже на иранского журналиста Бабака Тагваи сообщал, что российское командование «разрешило» израильской авиации атаковать иранские объекты на юге Сирии, включая Дамаск и его пригороды. По данным того же израильского телеканала, Тагваи утверждает, что Москва тем не менее ограничила зону действий израильских самолетов, запретив им появляться в прибрежной зоне и возле военных баз России.

С-300 УЖЕ НА МЕСТЕ

Для Израиля главным следствием гибели российского самолета Ил-20М стали поставки в Сирию комплексов С-300, поражающих воздушные цели на дальности свыше 250 км. Летать в зоне уверенного поражения С-300 очень опасно. Скорее всего израильские летчики продолжат уходить от зенитно-ракетного огня сирийских ПВО, как это делали до сих пор. Технологических возможностей для этого достаточно.

Вариант, при котором израильским ВВС придется подавлять российские комплексы в Сирии, считается неприемлемым, и, если и рассматривается, то как маловероятный. Нельзя не учитывать, что полномасштабные возможности С-300 имеют значение при учете таких параметров, как рельеф местности, высотные потолки, помеховая обстановка и характер цели.

По мнению военных экспертов, ЗРК С-300 и С-400 не способны отслеживать самолеты-невидимки, изготовленные по технологии стелс с целью снижения заметности боевых машин в радиолокационном, инфракрасном и других областях спектра обнаружения. Такое «сокрытие», повышающее выживаемость машины, достигается посредством специально разработанных геометрических форм и использования радиопоглощающих материалов и покрытий. На вооружении ВВС ЦАХАЛ уже имеется 12 «невидимок» F-35 «Адир», а к 2021 году их будет не менее 50.

По некоторым данным, ВВС ЦАХАЛ достаточно давно (возможно, с 2009 года) проводит тестирование боевых возможностей комплексов С-300. Об этом стало известно в апреле-мае 2015 года. Именно тогда израильские пилоты приняли участие в маневрах на территории Греции, в ходе которых был задействован ЗРК С-300, размещенный на острове Крит. ВВС Израиля проверили, как действуют системы захвата цели, а также собрали данные о радиолокационной системе слежения и ее слабых сторонах. Главной целью маневров была отработка прорыва системы противовоздушной обороны с ЗРК С-300. И задача эта, как тогда сообщалось, была выполнена.

Кроме того, израильская военно-промышленная корпорация Rafael, мировой лидер в создании и производстве боевых технологий, создала семейство управляемых «планирующих» авиабомб «Спайс», которые оснащены оптико-электронной ГСН и используют алгоритм, позволяющий сравнивать изображение цели с изображением, занесенным в память бомбы. Так, бомба «Спайс-250» с боевой частью массой 80 кг предназначена для уничтожения наземных целей, в том числе таких систем ПВО, как С-300 и С-400. Бомба раскрывает крыло после сброса с истребителя и поражает цели на расстоянии до 100 км. Поэтому самолету нет необходимости входить в зону действия ПВО противника и подвергать себя опасности. Отклонение от цели не превышает нескольких сантиметров. Один самолет F-16 способен нести 16 бомб «Спайс-250», которые одновременно уничтожают несколько целей, а также позволяют серьезно затруднить деятельность РЛС противника.

ВОПРОС НА ВОПРОС

Авторы редакционной статьи, опубликованной на сайте израильской леволиберальной газеты «Гаарец» 26 сентября, предупреждают: «Израилю нельзя вступать в серьезное противостояние с Россией, сверхдержавой, дислоцировавшей свои силы рядом с нашей границей. Публичное противостояние продемонстрирует, что отношения между Нетаньяху и Путиным, которыми первый так гордится, не столь прочны, как утверждает израильский премьер-министр. Командованию ЦАХАЛ также придется перестать считать сирийское воздушное пространство абсолютно открытым для любых действий израильских ВВС». Авторы этой статьи, вероятно, настолько давно служили (если вообще служили!) в армии, что предлагают военным отказаться от секретов и «познакомить израильское общество с тем, как ведутся военные действия на северной границе». И это притом, что, повторюсь, в последние недели Израиль снял завесу секретности со своей оперативной деятельности в сирийском воздушном пространстве. Тем не менее «Гаарец» идет дальше и, имея в виду расследование трагедии с самолетом Ил-20М, требует «создание государственной комиссии, независимой от правительства и армии». Автор одного из комментариев к этой статье считает, что «создание такой комиссии не имеет смысла, потому что любой ее вывод не отменит поставки ЗРК С-300 сирийцам».

В заключение вернусь к интервью полковника Михаила Ходаренка. «Чьей версии можно больше верить – российской или израильской?» – задается эксперт риторическим вопросом, ибо строит на него ответ, предлагая еще один вопрос: «Давайте ответим на вопрос: кто сбил самолет? Это же не Израиль сбил, а сирийский боевой расчет, который допустил ошибки, не разобрался, уничтожил неправильную цель. Но если бы Израиль раньше предупредил о своих действиях, наша команда наверняка бы вывела этот самолет из зоны боевых действий. Так что косвенная вина лежит и на израильтянах». Косвенная вина остается косвенной. Но тогда почему прямые виновники упоминаются только «косвенно» и не во всеуслышание?

Между тем ЦАХАЛ и российская армия продолжают использовать «механизм деконфликтизации», который неоднократно доказывал свою эффективность. Он был задействован и после событий 17 сентября.

Захар Гельман

Как ни странно может показаться на первый взляд, с таким же правом можно говорить и о «несчастье» этого народа. Потому что в отличие от евреев о сахрави не трубят СМИ, хотя этот народ десятилетиями борется за свою свободу. Кто такие сахрави? В просторечии этот народ именуется маврами. Самым знаменитым его представителем можно было бы считать шекспировского Отелло, независимо от того, выдуманный этот трагический герой или настоящий. Но в действительности сахрави арабско-берберского происхождения и известны как аль-бейдан, то есть белые. Живут они на территории не только Западной Сахары (бывшего испанского Марокко), но и в Мавритании, на юге Марокко, на севере Мали и на юге Алжира.

О сахрави я почти ничего не знал до тех пор, пока некоторое время назад не познакомился с одним из них в Амстердаме, в кафе, которое содержал какой-то египтянин. Обычно в такого рода заведениях я сразу не представляюсь израильтянином, но тогда я путешествовал с женой и детьми, которые предпочитают везде говорить на родном иврите.
Моего нового знакомого звали Хасанна Булажи. Различив на слух иврит, он подошел к нам и сказал, что однажды побывал в Израиле и восторгается нашей страной. Хасанна говорил на английском с акцентом, который я принял за арабский. В принципе я не очень ошибся, ибо его родной язык хасания — один из диалектов арабского. Правда, вторым его языком был и остается не английский, а испанский. Хасанна родился в Западной Сахаре, но после нескольких арестов вынужден был бежать. Несколько лет жил в Испании, но на учебу приехал в Голландию. Он и поведал горькую историю своего народа и родины.
Начиная с 1960-х гг., когда Западной Сахарой еще управляла Испания, вопрос о проведении референдума о независимости несколько раз выносился на рассмотрение Генеральной Ассамблеи ООН. И хотя все резолюции самой авторитетной международной организации выносились в пользу сахрави, Мадрид деколонизировать Западную Сахару долго не соглашался. Народу сахрави пришлось взяться за оружие. В мае 1973 года был создан Народный фронт за освобождение Западной Сахары (Фронт Полисарио), начавший вооруженную борьбу за самоопределение и полную независимость.
«Вначале мы боролись с испанскими колонизаторами, — разъяснял ситуацию в своей стране Хасанна Булажи, — но в 1975 году, когда испанская администрация покинула эти территории, марокканцы немедленно ввели в Западную Сахару свои войска». В конце 1975 года Международный суд справедливости (МСС) в Гааге постановил, что претензии Марокко на Западную Сахару незаконны. Организация Африканского единства признала провозглашенную «Полисарио» Арабскую Демократическую Республику Сахрави (АДРС). Однако Марокко отказывается признавать решение МСС и не прекращает военный конфликт.
Хасанна не сомневается, что спешка со стороны Рабата объясняется просто: на Западную Сахару положила глаз и Мавритания. По словам Булажи, сахрави возмущены тем фактом, что мировая общественность знать ничего не желает о настоящей оккупации марокканцами их родины и трубит только о палестинских арабах. «Во время посещения Израиля мне устроили посещение также Рамаллы и некоторых других городов Палестинской автономии, — вспоминал уроженец Западной Сахары, — и я не мог не позавидовать уровню жизни палестинских граждан, которого мой народ еще нескоро достигнет». Мне запомнились такие примеры, которые привел познакомившийся с нами представитель народа сахрави: питьевую воду местным жителям в лагеря беженцев привозят только два раза в неделю, а еду, одежду и медикаменты поставляют на территории международные организации, которые в Северной Африке работают не так активно, как в Палестинской автономии, включая Газу. Капитальное строительство в лагерях беженцев запрещено международным правом, поэтому сахрави живут в одноэтажных постройках из самодельных кирпичей и в палатках.
Израиль пытается отгородиться от территорий, значительная часть населения которых противостоит евреям террористическими методами. При этом Иерусалим не использует такие запрещенные международными соглашениями методы, как минирование подходов. Да и самих по себе заградительных заграждений совсем немного.
Другое дело Марокко. Выстроенная Рабатом так называемая Марокканская стена (именуемая также «обочиной Западной Сахары» и «стеной позора») представляет собой систему оборонительных сооружений протяженностью более 2500 километров — в 60 раз длиннее получившей дурную славу Берлинской стены. Вдоль Марокканской стены расположены минные поля, заграждения из колючей проволоки, радарные мачты и сенсорные системы для обнаружения нарушителей.
Долгое время предполагалось, что мароканнская армия использовала семь миллионов мин, но по подсчетам Пентагона вокруг стены на растоянии километра от нее посеяно не менее десяти миллионов мин. Хасанна Булажи привел такие данные: за последние пять лет на минах подорвалось не менее трех тысяч человек, среди которых немало подростков. Королевский дом Марокко отказывается проводить референдум о будущем оккупированной территории народа сахрави.
Наоборот, в пику решениям ООН Рабат продолжает активно осуществлять марокконизацию территории, изгоняя местное население из мест их проживания и расселяя вместо них выходцев из Марокко. Сотни тысяч беженцев сахрави вынуждены расселяться в лагерях беженцев на территории Алжира.
В свое время представители «Полисарио» обратились к Хиллари Клинтон, занимавшей тогда пост государственного секретаря Соединенных Штатов, с просьбой повлиять на руководство Марокко, не выполняющее решения МСС. Однако Клинтон в ходе переговоров в Вашингтоне с министром иностранных дел Марокко Тайабом Фасси Фикри вопрос о Западной Сахаре даже не поднимала. Более того, эта проблема вообще не упоминается на веб-сайте американского Госдепартамента.
При разгоне марокканской полицией лагерей сторонников независимости Западной Сахары всегда происходят жесткие столкновения. Отвечая на вопросы журналистов после одного из таких столкновений, министр внешнеполитического ведомства Марокко сказал: «В Хартии ООН слово “референдум” не встречается. В резолюциях Совета Безопасности ООН по Западной Сахаре оно тоже не встречается. На Генеральной Ассамблее ООН, которая собирает все государства, постоянных и не постоянных членов, об этом ни слова. И я вам напомню, что в практике ООН такой инструмент, как референдум, используется редко».
Таким образом, можно сделать вывод, что международные организации и руководство немалого количества государств считает одних поселенцев, в нашем случае израильских, «плохими», а других, например, марокканских, — «хорошими». И это при том, что евреи имеют все права, исторические, религиозные, моральные на Иудею и Самарию (Западный берег реки Иордан) и Газу, а для Марокко Западная Сахара — просто территориальное приобретение.
Поэтому совершенно неудивительно, что при голосовании в такой международной организации, как ЮНЕСКО, за резолюцию, отрицающую связь еврейского народа с Храмовой горой, из 58 стран, входящих в ее исполком, только представители шести государств — США, Великобритании, Литвы, Нидерландов, Эстонии и Германии — проголосовали против, еще 26 воздержались и 24 поддержали!
Налицо безнравственная политика двойных стандартов. Не в том суть, что евреев и Израиль критикуют и справа и слева. Юдофобство в том и заключается, что нападкам подвергают только Израиль и евреев. Вот оно, наше еврейское счастье — ханжество и цинизм «мирового общественного мнения»!
Разве мир обеспокоен ситуацией в Западной Сахаре? Притом, что речь идет о заявленной территории АДРС около 266 тысяч квадратных километров (более чем в десять раз превышает территорию еврейского государства), а фактической — около 50 тысяч. Нет, конечно же. Привычнее терзать евреев антиизраильскими резолюциями.
Захар ГЕЛЬМАН, Реховот

Шабтай Цви

Известный журналист, член редколлегии журнала "ИсраГео" Захар ГЕЛЬМАН рассказывает о турецкой секте, по-своему воспринимающей иудейские ценности

Ныне большинство представителей этой религиозной секты (несомненно, мусульманской) проживает в Турции. Но свое происхождение дёнме ведут от Шабтая Цви — самого знаменитого лжемессиии в истории еврейского народа…

Неудивительно, что время от времени кто-нибудь из представителей этой секты решает вернуться к своим корням и переехать в еврейское государство. В Израиле к ним не относятся как к иудейской секте (например, подобно караимской, признающих исключительно Тору, но не Талмуд), и дёнме могут быть признаны евреями только после прохождения гиюра — процедуры принятия иудаизма. После воссоздания еврейского государства в 1948 году на Святую Землю на постоянное жительство переехало не более двухсот дёнме.

В октябре прошлого года гражданином еврейского государства стал Цви Раши, 32-летний уроженец Измира, который до прохождения гиюра именовался Мехметом Салами.

Эсин Эден совсем не похожа на мрачную сектантку, какими представляют последователей учения Шабтая Цви: она играет в театре и снимается в телесериалах, ее книга о семейных кулинарных рецептах оказалась ценным источником для изучения повседневной жизни саббатианцев начала XX века. Фото: Wikipedia Синагога с минаретом в Салониках (рис. Ирины Батаковой) Мустафу Кемаля Ататюрка, первого президента Турецкой Республики, местные националисты считают ставленником еврейской закулисы Известная певица и актриса, преподавательница сценической речи в Ленинградском государственном институте театра, музыки и кино Стронгилла Шаббетаевна Иртлач (1902-1983) родилась в Санкт-Петербурге в семье выходцев из турецких дёнме. Фото: Wikipedia

САЛОНИКИ-ИЗМИР-ИЕРУСАЛИМ

В буквальном переводе с турецкого дёнме означает "отступники". Эту секту основала в 1683 году в городе Салоники, входившем тогда в состав Османской империи, небольшая группа приверженцев Шабтая Цви — самого знаменитого лжемессии в истории евреев.

Обе бабушки и один из дедушек Мехмета Салами родились в Салониках, городе, который еще в первые два десятилетия прошлого века оставался главной "обителью" секты дёнме. Но в 1923 году греки, приравняв дёнме к туркам, депортировали их со своей территории. Большинство изгнанников вынуждена была принять Турция, в которой они поселились преимущественно в Стамбуле и Измире.

Отношение турецкого населения к переселенцам из Салоник никогда не было однозначным. Дело в том, что представители этой секты строили свои собственные мечети и (по крайней мере, до конца ХIХ века) оставались в своем большинстве этногамной сектой, не смешиваясь ни с евреями, ни с мусульманами. Подозрительность турок вызывал и факт особого внимания дёнме к образованию. Практически все они получали высшее образование в Турции и в европейских государствах. Многие знали по несколько европейских языков. Неудивительно, что, когда молодые дёнме покидали общину, женились или выходили замуж за турок, то скрывали свое происхождение.

Родители Мехмета Салами считались среди окружающих турками, не имеющими никакого отношения к дёнме. Мехмет закончил медицинский факультет Эгейского университета в Измире, начал работать врачом, и только одна из его бабушек перед смертью поведала внуку правду о своем происхождении. Это при том, что ничего не подозревавший Мехмет едва не стал активистом организации "Очаги идеализма", возглавляемой известным дёнмефобом и антисемитом Алишаном Сатылмышем.

Решение о принятии иудаизма и переезде в еврейское государство пришло к Мехмету не сразу. Ведь, по сути, он ничего не знал ни о дёнме, ни об иудаизме. Его родители, оставаясь мусульманами, решили предоставить сыну право личного выбора. Правда, близкие пытались отговорить Мехмета от перехода в иную веру. "Но ведь я не меняю религию, — объяснял он свою позицию родственникам, — я просто возвращаюсь к вере предков".

Мехмет серьезно изучал историю дёнме, просиживал много времени в библиотеках и архивах. Он не исключает, что одним из его предков был сам Шабтай Цви, история жизни которого напоминает, с одной стороны, авантюрный роман, а с другой, — поведение человека, страдающего маниакально-депрессиным психозом…

УВЕРОВАВШИЙ В СВОЕ ВЫСОКОЕ ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ

Шабтай Цви (в другой транскрипции — Саббатай Цви), известный также под именем Мехмета Эфенди, реже — Амира, родился в субботу 1 августа (26 июля) 1626 года. В тот год этот день в еврейском календаре пришелся на 9-е ава, считающийся днем всенародной скорби. Именно 9-го ава в 586 году до н.э. и в 70 году н.э. были разрушены соответственно вавилонянами и римлянами Первый и Второй Иерусалимские храмы. 9-го ава в разные эпохи произошли и другие беды в истории еврейского народа. Родители Шабтая не принадлежали ни к ашкеназам (выходцам в основном из немецкоязычных земель), ни к сефардам (выходцам из Испании и азиатских стран). Они были из небольшой группы романиотов — византийских евреев, живших в Греции со времен вавилонского пленения. Именно от этого лжемессии в иудаизме и пошло еретическое учение, известное как саббатианство.

В памяти еврейского народа ХVII век остался временем погромов отрядов Богдана Хмельницкого и его сына Тимоши на Украине и в Молдавии. Тогда было истреблено не менее трети евреев, населявших эти территории. С волнением считавшийся апокалиптическим 1666 год ожидали и христиане, верившие в пророчества Даниила в Ветхом Завете и Апокалипсиса (Откровения) Святого Иоанна (в Новом Завете), что именно в том году евреи будут возвращены из изгнания на свою землю, воссоздадут Израиль и сольются с христианами в одной вере. У экзальтированного Шабтая Цви ожидание этих событий вызывали всплекс эмоций и ощущение самоизбранности в качестве спасителя Израиля.

Крупнейший исследователь саббатианства Гершом (Герхард) Шолем (1897-1982), уроженец Германии, основавший в Еврейском университете в Иерусалиме "кафедру каббалы", в своей книге "Шабтай Цви. Мистический Мессия", вышедшей в издательстве Принстонского университета в 1973 году, отмечал: "Слава разлеталась по миру. Под знамена Шабтая первыми встали евреи Средиземноморья: Греции, Турции, Италии, Сирии, Египта. Они распродавали имущество, чтобы переехать на Святую Землю в возрождаемый Израиль. Вскоре слухи о пришествии Мессии дошли до Западной Европы. В Амстердаме, Гамбурге, Франкфурте-на-Майне в приход Мессии поверили тысячи евреев и неевреев… Сомнение воспринималось как неверие, недоверчивых позорили и наказывали".

Шабтай Цви посетил многие еврейские общины Османской империи. В большинстве случаев его принимали с огромным воодушевлением. 31 мая 1665 года (17 сивана 5425 года по еврейскому календарю), находясь в Газе, он публично провозгласил себя Мессией. Ортодоксальные раввины относились к Шабтаю, пытавшемуся реформировать иудаизм, отменяя посты, устанавливая новые праздники, используя медитацию, с немалым подозрением. Одновременно распространялись слухи об огромной еврейской армии из десяти колен (племен) Израилевых, которая движется освобождать Константинополь. Вероятно, предполагалось, что освобождение Иерусалима, еврейской святыни, не может состояться без падения столицы Оттоманской империи.

Уверовав в свое высокое предназначение, новоявленный Мессия отправился на встречу с султаном Мехметом IV. В начале февраля 1666 года турецкие власти остановили корабль Шабтая в Мраморном море, его самого арестовали. Султан в это время отсутствовал, но замещавший его великий визирь Ахмед Кепрелю собирался даже казнить лжемиссию, обвинив в заговоре. Когда же встреча Мехмета IV и Шабтая состоялась, то в первые же минуты разговора претенденту на иудейский престол был предложен выбор: немедленное принятие ислама или смерть от меча палача. Для евреев в Османской империи процедура перехода в мусульманство была крайне упрощена: достаточно было заменить головной убор на зеленый тюрбан. Недолго думая, лжемессия принял ислам. Вместе с ним на перемену веры добровольно пошли его жена и небольшое число преданных сторонников. Именно они принятие ислама именовали "Святым Отречением".

Понятно, султан не мог отнестись к Шабтаю, как к обычному неофиту. Так или иначе, но за бывшим претендентом на иудейский престол стояли сотни, если не тысячи людей, продолжавшие верить своему кумиру. Шабтаю Цви были пожалованы жены для гарема, личный охранник и должность капиджи-баши (камергера), а также весьма солидное жалование.

Неверно предполагать, что только страх смерти вынудил самого знаменитого лжемессию в истории еврейского народа принять ислам. Известно, что он всегда интересовался суфизмом — мистико-аскетическим учением в исламе. Шабтай входил в суфийский орден бекташи, близкий шиизму, включавший также элементы христианства.

После принятия ислама Шабтай Цви, точнее уже Мехмет Эфенди, поселился в Адрианополе и какое-то время вел жизнь праведного мусульманина. Но вскоре он выпустил небольшой труд, в котором вновь объявил себя Мессией. Пришлось опять объясняться с султаном. В беседе с ним Шабтай-Мехмет заявил, что, сближаясь с евреями, он обращает их в ислам. И действительно, последователи еврейского Лжемессии продолжали переходить в мусульманство. Однако к ним относились с недоверием и в Турции они составили замкнутую группу, которая и сегодня именуется дёнме.

Что же касается судьбы Шабтая Цви, то султан от греха подальше переселил его в Албанию.Там местные власти заключили знаменитого Лжемессию в крепость, в которой он и скончался, по всей видимисти, в день своего пятидесятиллетия 17-го (или, по другим данным, 30-го сентября) 1676 года.

С МЛАДОТУРКАМИ ПРОТИВ СУЛТАНА

К концу ХVII века большая часть дёнме проживала в Салониках. Показательно, что члены этой общины долгое время избегали вступать в браки с мусульманами и евреями. И, таким образом, подвергли себя самоизоляции. И все-таки ассимиляции они не избежали. Причем ассимилировались в основном с мусульманским турецким населением. Примерная численность "дёнме" в то время составляла три тысячи человек. В конце ХVII века в Турцию переехали несколько саббатианских групп из Польши. Таким образом, дёнме формировались как из сефардов, так и из ашкеназов. Сотрудник Стэндфордского университета Марк Дэвид Байер в опубликованной в 2009 году книге "The Donme" отмечает, что христианские миссионеры упорно считают дёнме "турецкими евреями" или "еврейскими турками". И понятно почему: согласно законам Оттоманской империи, "окучивать" мусульман в христианство запрещалось под страхом смерти. Что же касалось евреев, такого закона не существовало. Здесь же замечу, что дёнме некорректно сравнивать с марранами (вероятно, от арабского "мухаррам" — "запрещенное"; по-испански "маррано" — свинья; на иврите "мумар" — "выкрест"), насильственно крещенными в Испании и Потугалии евреями. Ведь в случае с дёнме под страхом смерти ислам принял только Шабтай Цви. Его сподвижники вполне могли остаться иудеями, но решили вслед за лжемессией стать мусульманами, полагая, что "таков план Всевышнего".

Процесс ассимиляции дёнме в турецком народе резко усилился в ХIХ веке, хотя к началу Первой мировой войны в Турции проживало 10-15 тысяч человек, принадлежавших к этой группе. Оказавшись в прямом смысле в роли отверженных как мусульманами, так и евреями, дёнме старались получить хорошее образование. Многие из них заняли высокое положение в стране. Дёнме поддержали движение младотурок и активно участвовали в проведениии реформ и создании конституционного устройства. Представители этой секты были среди тех, кто в 1908 году свергал султана Абдул Хамида II и поддержал революцию Кемаля Ататюрка (в переводе — "Отец всех турок"), основателя и первого президента Турецкой Республики. Более того: некоторые шовинистически настроенные радикальные исламисты десятилетиями распространяют слухи о том, что Ататюрк тоже вышел из дёнме. При этом выдвигаются такие основания: первый президент Турции родился в Салониках, учился со многими представителями дёнме и мстил султану Абдул Хамиду II за то, что тот препятствовал деятельности Теодора Герцля, провозвестника современного сионизма, в Палестине, которой тогда управляли турецкие власти.

Несмотря на подозрительность властей по отношению к дёнме, как в Османской империи, так и в Турецкой республике эта секта воспринималась в качестве мусульманской. Иначе говоря, дёнме не считались евреями. Подобное отношение укоренилось не только в силу обычая, но и было закреплено на государственном уровне. Так, согласно закону № 4305, принятому в Турции 11 ноября 1942, и более известному как "Закон о налоге на имущество", население страны подразделялось на четыре категории для налогооблажения. Турецкие граждане составили три группы: "М" -мусульмане, "G" — немусульмане, "D" — "дёнме". Постоянно проживающие в Турции иностранцы вошли в отдельную, четвертую группу под литером "Е". Так вот: немусульманам, включая евреев, предписано было платить в четыре раза больше налогов, чем исповедующим ислам. Что же касается дёнме, то они платили только в два раза больше, чем "несомненные" мусульмане. Следовательно, с правовой точки зрения у дёнме были несомненные преимущества по сравнению с евреями и христианами. Тем не менее неприязнь со стороны турецкого общества к ним всегда была весьма глубокой.

ГРЕХ ДЁНМЕФОБИИ

В 1919 году некий Саид Молла (не исключено, что это псевдоним) опубликовал 15-страничный опус под названием "Дёнме". Автор утверждал, что представители этой общины "и не евреи, и не мусульмане". Без всякого смущения этот непонятно откуда взявшийся "знаток" приписывал дёнме распространение безнравственности, безбожия и заразных болезней. "И самое главное, — утверждалось в брошюре, — дёнме представляют экономическую и политическую опасность для Турции ввиду своей нелояльности". Неудивительно, что после появления этой публикациии появился термин "дёнмефобии", недалеко отстоящий от "юдофобии".

Через несколько лет после окончания Первой мировой войны греческие власти, действуя в соответствии с решениями Лозаннской мирной конференции об обмене населением, причислив дёнме к турецким гражданам, вынудили их перебраться в Турцию. Поразительно, что такое в принципе неправедное решение спасло бывших салоникских дёнме от геноцида нацистов, оккупировавших в ходе Второй Мировой войны территорию Греции. Ведь гитлеровцы не особенно считаясь с теми или иными религиозными предпочтениями, определяли евреев "не по вере, а по крови". Такой же гитлеровской точки зрения придерживаются правые турецкие шовинисты и антисемиты всех мастей.

Переселившиеся в основном в Стамбул и Измир бывшие салоникские дёнме вызвали недовольство не только "несомненных" турок, но и членов своей же секты — уроженцев этих городах. Так, в 1924 году богатый торговец-дёнме Мехмет Каракашзаде Рюштю направил петицию в Меджлис (Великое национальное собрание Турецкой Республики — Парламент), в котором требовал не допускать бывших салоникских дёнме в Турцию, если они не откажутся от своей общинной самоизоляции. Рюштю потребовал от новоприбывших дёнме смешиваться с турками-мусульманами.

Далеко не все местные дёнме согласились со странным требованием Рюштю. Издатель либеральной газеты "Ватан" ("Родина") Ахмед Элмин Ялман на страницах своего издания выразил иное мнение. Он написал, что "не следует искусственным путем постоянно вычленять дёнме из турецкого сообщества". Ялман выражал убежденность, что нынешние представители секты, к которой когда-то принадлежали и Рюштю, и он, — сегодня искренние мусульмане и несомненные турки. Нетрудно догадаться, что и Рюштю, и Ялман целью своих писем и публикаций ставили демонстрацию патриотизма со стороны дёнме. Но вышло наоборот — резко усилилась дёнмефобия. Шовинисты и исламисты демонизировали Ахмеда Ялмана и начали против него кампанию травли, которая продолжалась до его смерти в 1972 году. В 1952 году его даже пытались убить, причем в покушении на его жизнь принял участие известный юдофоб и дёнмефоб журналист Джеват Рыфыт Атилхан.

Приход в Германии к власти нацистов резко усилил юдофобские и дёнмефобские тенденции в турецком обществе. Шовинисты и антисемиты, такие, как тот же Атилхан, несостоявшийся фюрер турецкого национал-социализма, друг небезызвестного патологического антисемита Юлиуса Штрейхера, издателя германского "Штурмовика" (позже казненного по приговору Нюрнбергского суда) считали дёнме евреями. Сторонником Атилхана был и "философ" Нихал Атсыз, насмехавшийся над исламом как "арабской религией" и превозносивший древние верования тюрок, считали дёнме евреями. Известна его максима: "Сколько ни обжигай глину в печи — она не станет железом; так же и еврей не станет турком, как бы он ни старался".

В своих стремлених демонизировать дёнме ультраправые не стесняются прибегать к фальсификациях даже задним числом. Например, в 1948 году исламистский журнал "Себилюррешат" напечатал совершенно лживую информацию, будто на один из сионистских конгрессов в 1920-х годах (примечательно, что конкретный год указан не был) официальное приглашение получил тогдашний министр финансов Турции уроженец Салоник Мехмет Джавид-бей (1875-1926), дёнме по происхождению.

К слову, кроме Джавида-бея к известным дёнме следует отнести также уроженцев Салоник журналиста Хасана Тахсина (1888-1919), национального героя Турции, погибшего в ходе греко-турецкой войны 1919-1922 гг., и первую в Турции женщину-журналиста Сабиху Сертел (1895-1968), в конце жизни проживавшую в Баку. Дёнме Исмаил Джем (1940-2007), занимал в 1997-2002 гг. пост министра иностранных дел Турции, а известная певица и актриса, преподавательница сценической речи в Ленинградском государственном институте театра, музыки и кино Стронгилла Шаббетаевна Иртлач (1902-1983) родилась в Санкт-Петербурге в семье выходцев из турецких дёнме. Один из ее друзей вспоминал, что Иртлач никогда не упоминала о своем происхождении из дёнме, ибо, по ее словам, "в Советском Союзе государственный антисемитизм делал свое черное дело и турчанкой считаться было удобнее, чем иметь даже косвенное отношение к евреям".

Отношение ортодоксального иудейства и еврейства в целом к дёнме всегда носило резко отрицательный характер. Члены этой секты рассматривались иудеями чаще всего как отступники, порвавшие связь с религией предков. Тем не менее существовала и более умеренная точка зрения, согласно которой евреям предлагалось помогать дёнме, особенно ведущим светский образ жизни, в ситуациях, связанных с соблюдением еврейских религиозных обрядов (например, обрезания мальчиков). Михаэль Фройнд, председатель правления общества "Шавей-Исраэль", оказывающего помощь так называемым "потерянным евреям", желающим вернуться к своим корням, в статье "Забытые евреи Турции", опубликованной в газете The Jerusalem Post, рассказывает о неком молодом представителе дёнме, решившим вернуться к своим истокам, в лоно иудаизма. После совершения гиюра, то есть принятия иудаизма, этот молодой человек по имени Ари сказал Фройнду: "Мне надоело прятаться и притворяться, я хочу вернуться к своему народу".

Тем не менее, если расставить все на свои места, то следует сказать, что совсем немного дёнме возвращается в иудаизм. И причин в данном случае две: во-первых, геров (то есть евреев-неофитов) из мусульман в принципе всегда было мало, ибо с точки зрения самого иудаизма соблюдающие авраамические религии — ислам и христианство — окажутся в раю вместе с праведными евреями. Во-вторых, дёнме, действительно, ощущают себя мусульманами по вероисповеданию и турками по национальности. Хотя, разумеется, случаи перехода представителей этой секты в иудаизм случаюся. Так, вероятно, совершенно неожиданно прежде всего для себя в иудейскую веру перешел турецкий журналист Ильгаз Зорлу, дёнме по материнской линии. Дело в том, что это тот самый Зорлу, близким другом которого был махровый антисемит Мехмед Шевкет Эйги, по профессии тоже журналист. По понятным причинам религиозный иудейский суд в Турции, отлично знавший Зорлу, отказался признать его евреем. И, тем не менее, в Израиле после прохождения гиюра друга антисемита 7 августа 2000 года признали иудеем. В принципе религиозные суды светским властям не подчиняются, но случай с Зорлу весьма напоминает фарс.

Лично мне знаком турецкий гражданин по имени Баграт, один из родителей которого принадлежал к секте дёнме. Баграт по профессии историк, обучавшийся, между прочим, в одном из российских университетов. Он неоднократно бывал в Израиле, считает себя другом еврейского государства, но менять свое мусульманское вероисповедание не собирается. В беседе со мной он заметил, что дёнме в Израиле никак не организованы, у них нет даже общины, поэтому какой-либо политической силы они не имеют. Переехавшие в еврейское государство на постоянное жительство дёнме обычно принимают иудаизм и ведут образ жизни обычных израильтян. И в самом деле: примером может служить тот же Мехмет Салами, ставший Цви Раши, работающий в Израиле врачом в одной из больничных касс.

Собственно говоря, и в нынешней Турции практически все представители этой общины ассимилировались. Тем не менее до сих пор в шовинистических и исламистских кругах Турции популярностью пользуется точка зрения, согласно которой дёнме, как тайное братство, связано с мировым еврейством. "Если в России местные шовинисты, — говорит Баграт, — не устают повторять, что октябрьский переворот в самой большой стране мира устроили евреи, то в Турции правые националисты и исламисты обвиняют дёнме в том, что они якобы под руководством Ататюрка разрушили традиционные формы государственного правления — султанат и халифат. Левые отнюдь не склонны защищать дёнме от клеветы. Они, правда, нападают "с другой стороны", и утверждают, что дёнме "создали в Турции олигархию, эксплуатирующую народ".

В Турции, разумеется, нашлись псевдоученые, выступающие с квазиисследованиями, в которых "доказывается" тлетворное влияние дёнме. Так, профессор экономики Абдуррахман Кючук, марксист по мировозрению, и некий "популяризатор" Мехмет Эртугрул Дюздага в появившихся в начале 90-х гг. прошлого века опусах соответственно "История дёнме и их учения" и "Таинственные маски нашей истории" все трагические события в истории Турции за последнии 150 лет свалили на евреев и дёнме. Саббатианство, конечно же, они "приравняли" к политическому сионизму, возникшему на самом деле только в конце ХIX века. Тот же профессор Кючук в статье "Дёнме" в турецкой версии "Энциклопедии ислама", изданном 1994 года, выдал такой определяющий дёнме перл: "Еврейская община, принявшая османское подданство и по виду перешедшая в ислам, чтобы с большим удобством достичь своих религиозных и политических целей".

Летом и осенью 1941 года немецкие обозы нескончаемым потоком шли по оккупированной советской территории. Фото 1941 года

С Францем Яковлевичем Миллером я познакомился в самом конце 60-х годов на Востряковском кладбище, тогда еще относившемся к Подмосковью. Моя бабушка была захоронена на новой части кладбища, а жена Франца Яковлевича - на старой. Случайно оказавшись на старой части Востряковского погоста, я увидел мужчину у могилы с фамилией моей бабушки, которую к распространенным не отнесешь. Ее однофамилицей, погибшей в 1942 году, и была жена моего нового знакомого. Родственниками мы не оказались, но знакомство имело продолжение.

Франц Яковлевич писал воспоминания о войне. И его заинтересовали мои публикации в различных изданиях. Этот солидный человек, ветеран войны, решил доверить мне, тогдашнему студенту, литературную обработку своих текстов, которые он начал писать сразу после войны.

Главным эпизодом его мемуаров был один день осени 1941 года, когда он попал в немецкий плен. Записи не всегда легко разбирались, ибо большая их часть писалась от руки. Правда, попадались и отпечатанные страницы. Наше сотрудничество не носило систематического характера и продолжалось недолго. Весной 1968 года Франц Яковлевич вместе с семьей дочери переехал на постоянное жительство в Израиль. Несколько страниц его воспоминаний и мои заметки сохранились.

Для понимания происшедшего в тот далекий день без биографических данных моего героя не обойтись. Франц Яковлевич Миллер родился в Юрьеве (до 1893 года именовался Дерптом, ныне – город Тарту в Эстонии) в 1899 году. Его отец, уроженец Белоруссии, окончил Императорский Дерптский университет, в котором преподавание велось на немецком языке. Мать Франца Яковлевича тоже обучалась в этом университете, но образование не завершила. Важно иметь в виду, что в cемье Миллер говорили на русском, идиш и немецком языках.

Когда началась Первая мировая война Франц оканчивал реальное училище в Ревеле (ныне Таллин), в котором преподавание частично велось на немецком языке. Однако обучение пришлось прервать из-за призыва в эстонскую армию. Службу он проходил в кавалерии. Примечательно, что в училище Миллер проявил склонности к математике и физике, много внимания уделял и спорту – вольной и классической борьбе.

В 1925 году Франц переехал в Киев, где получил высшее образование на вечернем отделении местного строительного института. При мобилизации в конце июня 1941 года ему было присвоено звание воентехника 2 ранга, а в июле он уже сражался на фронте.

Теперь самое время перейти к сохранившимся страницам воспоминаний Миллера, описывающим тот день, 7 октября 1941 года, 108-й день войны, поставивший уроженца Юрьева на грань жизни и смерти.

НЕМЕЦКАЯ САНИТАРНАЯ МАШИНА

«Два немецких танка выскочили из перелеска, будто из небытия и, не сделав ни единого выстрела, промчались в сторону Твери. У нас было совсем мало гранат и ни одного противотанкового ружья. Только винтовки Мосина образца 1891 года. Когда пехота, следовавшая за танками, вошла в деревню, мы начали стрелять. Нас было человек 70, военных и гражданских, посланных в этот район на строительство укреплений. Большинство невоенных составляли местные колхозники, немолодые мужчины и разновозрастные женщины.

Сразу стало понятно, что мы окружены, но гражданские попытались укрыться в том самом перелеске, из которого выскочили танки. Толпа людей находилась еще далеко от деревьев, когда оттуда на медленной скорости вынырнули еще три немецких танка. Мужики и женщины кинулись обратно и оказались между двух огней. Из-за опасения попасть по своим нам пришлось стрельбу прекратить. Немцы палили колхозникам в спины. Командовавший нами военинженер 1 ранга Василий Егоров, видя, что вражеская пехота вот-вот окажется перед нами, поднял военных в атаку. Мы сошлись с немцами врукопашную и их опрокинули. Более того, в суматохе боя один из солдат брошенной гранатой поджег немецкий танк. Оставшаяся неповрежденной немецкая бронетехника свернула назад в перелесье.

Прошло не более пяти минут, как мы услышали громкий голос, – говорили на русском языке без малейшего акцента! Если бы не санитарная машина с черными крестами, выезжавшая из того же перелеска с громкоговорителем на крыше, можно было подумать, что наши прорвались на выручку. В окне двигавшейся машины можно было разглядеть двух немцев. Один из них с периодичностью в несколько секунд вопрошал: «Есть среди русских раненые?» Следующим предложением немцы как бы представлялись, называя себя санитар-гаупт-ефрейтором и санитар-обер-ефрейтором.

У нас среди личного состава и гражданских были убитые и раненые. Немецкий санитарный автомобиль, вещавший по-русски, вызывал одновременно подозрение и надежду. Какое-то время мы молча наблюдали за медленным движением немецкой машины с санитарами, но, когда она остановилась, к ней поднесли трех наших тяжело раненных солдат. По всей видимости, такой приказ отдал командир Егоров. Что случилось с этими ранеными, неизвестно. Полагаю, что немцы добили их в тот же день».

Немецкая санитарная машина с «русским голосом» внесла сумятицу в головы красноармейцев и гражданских лиц. С одной стороны, и солдаты, и колхозники поняли, что окружены, с другой – оставалась надежда, что к сдавшимся немцы проявят милосердие. Но вскоре представители «нордической расы» явились во всей своей нацистской красе.

Из того же перелеска показались солдаты и несколько офицеров в форме мышиного цвета. Большинство в руках держали винтовки. Помнится, Франц Яковлевич говорил, как его удивило, что «шмайсеров», которые после войны он часто видел в советских фильмах, не было ни у одного немца. Но все офицеры были вооружены пистолетами. Один из них подошел к нашему военному, у которого к гимнастерке был прикреплен орден Боевого Красного Знамени, и, одной рукой показывая на орден, а другую протянув вверх, произнес что-то по-немецки. Русский понял вражину в том смысле, что того интересовал вопрос, имеются ли ордена статусом повыше. Когда русский кивнул – мол, конечно, более высоких советских наград много, немец интерес к ордену потерял.

Первичную «разборку» немцы провели, когда погнали военных и гражданских в соседнюю деревню, где уже закрепились. По дороге застрелили девушку, попытавшуюся убежать, и командира Василия Егорова. Они замыкали колонну, и их тела остались лежать на дороге.

Большинство колхозников немцы после «разборки» отпустили по домам. Остальных, военных и гражданских, выстроили в два ряда лицом друг к другу. Немцы стояли спереди, сзади, с боков. Офицер, прохаживаясь между рядами, приказал выйти из строя коммунистам, офицерам и евреям. Одновременно он всматривался в лица. Этот немец говорил с тяжелым акцентом. Наверняка он русского языка не знал, но приказ выйти из строя евреям и коммунистам, повторенный им десятки раз, в нацистском мозгу запечатлелся. Он говорил громко, но спокойно. Никто не вышел. Тогда он гаркнул по-немецки: «Kommunisten, Ofizieren und Juden... Mussen Sie sich selbst anmelden lassen. Es wird schlimmer…» («Вы сами должны об этом заявить. Хуже будет»). Вышло несколько человек.

И вот опять сохранившиеся страницы, правленные мной и Францем Яковлевичем:

«Вышедшие и силком вытянутые из строя красноармейцы внешне не были похожи на евреев. Типичные русские лица. Никакой «восточности» или «южности». Но вероятно, трое из них были евреями, не успевшими уничтожить личные документы. Они понимали свою обреченность. Двое других – молодые ребята с петлицами и нарукавными знаками политруков. Неожиданно меня, стоявшего в первом ряду, ткнули в спину. Обернувшись, увидел сержанта нашей части Володю, фамилию которого никогда не забуду, но оглашать не стану. После войны узнал, что его отец и два брата погибли на Курской дуге.

Когда немец, проходя между шеренгами, дошел до нас, этот самый Володя нарочито громко, не стеснясь сослуживцев, выпалил: «Давайте, Миллер, не задерживайте! Выходите! Из-за вас других подозревать будут». Меня прежде всего ошеломило его обращение на «вы». Как будто он корил меня за то, что я наступил ему на ногу и не извинился. С Володей я почти не общался. Помню только, что его заметно раздражало мое ежедневное бритье и пользование одеколоном, к которому меня приучил отец.

Ощущение безысходности я ощутил только в момент, когда два здоровенных немца вытащили меня из строя и присоединили к обреченным евреям и политрукам. Но это был еще не весь «комплект». Неожиданно к нам добавили выдернутых из ряда двух рыжеватых парней и несомненного узбека, которых приняли за евреев или политруков. В вермахте в боевой обстановке и в момент пленения решение о расстреле на месте мог принимать командир самого низкого уровня. В принципе предатель Володя сильно рисковал. На него тоже могли указать как на еврея или комиссара. Взявшие нас в плен немцы относились к русским и евреям как к untermenschеn («недочеловекам») и, торопясь побольше красноармейцев убить, не проверяли наличие ритуального иудейского обрезания. По крайней мере в нашем случае происходило именно так.

Когда нас довели до траншеи, рядом с которой намеревались расстрелять, немецкий офицер дал команду обреченным на смерть разуться. Этот приказ, не оставлявший шанса выжить, возможно, спас мне жизнь. И может быть, не только мне.

Чтобы разуться, надо было хоть на мгновение присесть на сырую землю, а потом встать. Можно было разуваться и стоя, тогда бы и брюки остались сухими, но мертвым разве штаны понадобятся? Своим «приседанием» мы бдительность немцев притупили. Они расслабились. И главное, мы смогли перемигнуться. Это был знак, и, поднявшись с земли, мы накинулись на конвоиров».

ПОСЛЕДНИЙ И РЕШИТЕЛЬНЫЙ БОЙ

По своим записям и памяти попытаюсь восстановить дальнейшие события. Воентехник Миллер каблуком снятого с себя сапога, который продолжал держать в руках, сильно шарахнул ближайшего к нему немца. По роже! Тот, падая, выстрелил из винтовки и попал в своего. Отличное начало! Другой приговоренный к смерти вмазал ногой немцу в живот. Рыжеватые парни, принятые немцами за евреев, оказались физически неплохо подготовленными. Они мгновенно подобрали винтовки, выпавшие из рук немцев, и несколько раз выстрелили. Потом бегство. Босиком!

Кто спасся и выжил, кто погиб тогда же или позже, Франц Яковлевич так и не узнал. Дотопал до какого-то озера, заросшего частухой, сусаком и камышом. Когда услышал собачий лай, вошел в воду и попытался скрыться за растительностью. Наступил на что-то острое и поранил ногу. Неожиданно услышал стук вагонных колес. Промокший до нитки Миллер подполз к железнодорожному полотну и залег за кустами. Затем ему трижды повезло. Во-первых, вскоре показался трехвагонный состав. Во-вторых, в тамбурах не было охраны. В-третьих, в этом месте поезд шел медленно. Франц Яковлевич говорил мне, что, по всей видимости, состав был не немецким, а румынским. Немцы такой безалаберности себе бы не позволили.

В два прыжка он достиг среднего вагона, вскочил в тамбур. Поезд набрал скорость, и под стук колес беглец в сильнейшем нервном напряжении проехал около получаса. Когда ход поезда стал замедляться, он понял, что возможна остановка и начнется проверка. Ведь этот состав для чего-то предназначался. Времени на раздумье не было, и, увидев в окно березовую рощу, Миллер попытался оторвать ноги от пола тамбура. Но не тут-то было. Подошва пораненной ноги примерзла к холодному металлу. Он все-таки выпрыгнул и, пригибаясь, побежал к деревьям. Продираясь через рощу, услышал звук автомашины и немецкую речь. На проходившей рядом широкой проселочной дороге Франц Яковлевич увидел медленно движущийся конный обоз. Машина, звук движения которой уловил воентехник, уже проехала. И тут он заметил, как трое немецких офицеров отделились от колонны и вошли в лес. Аккуратные и педантичные, они не могли позволить себе справлять нужду на глазах подчиненных.

У воентехника Миллера, когда он достиг рощи, возникла мысль о ликвидации любого немца – аккуратного или не очень, – который войдет в лес. Тогда он переоблачится во вражеский мундир и попытается перейти фронт. Внешность Франца Яковлевича не выдавала каких-либо явных семитских черт.

Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять: с тремя вооруженными мужиками безоружному не справиться. Поэтому тройка гитлеровцев, сделав свои дела, без приключений вернулась в колонну. Миллеру ничего не оставалась, как продолжать движение «боковым дозором». Он вооружился тяжелой палкой и дожидался своего часа. Точнее, минуты. И дождался! От обоза оторвался немолодой офицер с погонами гауптмана. Какое-то время он не решался войти в лес и просто стоял на обочине, пропуская повозки и солдат. Через пару минут к нему присоединился майор примерно того же возраста. Понятно, что вояки собирались справить естественные надобности, притом что по одному входить в лес опасались. Они непрерывно озирались по сторонам, и нападение на них, здоровых вооруженных мужчин, конечно, было безумием. Но и оставаться раздетым и разутым в осеннем лесу на занятой врагом территории – гибель несомненная.

Один из немцев присел за деревом метрах в 10 от Франца Яковлевича, а другой отошел за дерево. Все-таки культурная нация! Немцы перестали видеть друг друга. Всего лишь на мгновение! И этим мгновением воентехник Миллер воспользовался. Сильнейший удар палкой по голове офицеру у дерева. И тут же рывок вперед – и хрясть по голове присевшего немца. Он и штаны подтянуть не успел. Оба представителя нордической расы рухнули без звука.

Мундир гауптмана, который попытался напялить на себя спасшийся от расстрела Франц Яковлевич, оказался маловат. Как, впрочем, и фуражка. Зато сапоги в самый раз. Впору оказалась и майорская форма. На левой стороне поясного ремня, как и полагалось у гитлеровцев, Миллер приладил кобуру с пистолетом. Второй пистолет положил в карман брюк. Теперь документы. Вот они! Бросил взгляд на удостоверение майора. Кто же теперь он, советский воентехник 2 ранга? Отныне до выхода к своим Франц Яковлевич Миллер превращается в майора вермахта Фрица Бауэра. Там был указан и номер части. В водительском удостоверении майора он увидел его фотографию. В блондинистой внешности немца не выпячивались черты, которые нацисты именовали арийскими. Вполне среднеевропейское лицо. Более того, замечались совпадения с чертами лица Миллера.

Оттащив трупы в низину и завалив их листьями, Миллер заметил на земле небольшой портфель, принадлежавший одному из немцев. На всякий случай прихватил и этот трофей...

Мешкать было нельзя! Продолжать крадучись передвигаться лесом в немецкой форме – это прогулка по острию ножа. Другого пути, кроме как примкнуть к колонне, не оставалось. Миллер рассуждал так: колонна идет не строевым, а походным маршем в сторону фронта. Соседи по колонне, которые могли знать убитых гауптмана и майора, уже прошли. Новоявленный Фриц Бауэр влился в колонну подальше от того места, где ему пришлось лишить жизни двух гитлеровцев. Не таясь, открыто зашагал в колонне, надеясь, если не на чудо, то на солдатскую удачу. И удача опять улыбнулась ему. Из проезжавшей легковой машины заметили старшего офицера с портфелем подмышкой. Остановились. Один из сидевших в ней младших офицеров вышел из автомобиля, и предложил подвести «майора».

И здесь у Миллера нервы не сдали! Ответив приветствием на приветствие, «Фриц Бауэр» не отказался от предложения и сел в машину. Поехали! Дорогой разговорились. «Фриц» честно назвал место своего рождения. Оказалось, что у одного из попутчиков в Эстонии до войны жили родственники. Такой факт биографии в другое время и при других обстоятельствах вполне мог сдружить незнакомых людей. Но немцы, сидевшие в машине, выполняли свой приказ. Они могли довести «попутчика» только до венгерской части, расквартированной недалеко от фронта. Удача неимоверная! Ведь у венгерских союзников Гитлера к немецким офицерам отношение подобострастное и заискивающее. Так и вышло.

ВЕНГЕРСКАЯ РАПСОДИЯ

Попутчики не просто высадили уроженца Эстонии у венгерского поста, а наказали вызванному офицеру доставить немецкого майора по назначению. Иначе говоря, туда, куда он прикажет. Венгры использовались немцами для преследования Красной армии и выполнения полицейских функций. «Майор Бауэр» потребовал для себя коня и конных же сопровождающих к линии фронта. Франц Яковлевич нашел пару свободных минут и переложил из трофейного портфеля в карманы документы, которые определил как важные.

Вместе с предоставленными под его командование двумя конными «хонведами» (так венгры именуют своих «вояк») Миллер доскакал до линии фронта. У немцев, воодушевленных своим наступлением, бдительность притупилась. Старший офицер вермахта, которым и представился им Миллер, прибывший с двумя подчиненными, внушал доверие. Франц Яковлевич продумал план перехода фронта, который и начал осуществлять.

Прежде всего он поинтересовался у командира участка фронта, на котором оказался волею случая, наблюдалась ли у них со стороны русских попытка вылазки разведывательной группы. Миллер спрашивал наобум, как говорится, куда кривая вывезет, совершенно не представляя тамошнюю реальную обстановку. Но кривая вывезла...

Оказалось, что несколько часов назад такая попытка предпринималась. На нейтральной полосе остались лежать трупы красноармейцев и их командира. Миллер заявил, что имеет особое задание. Он передал одному из «хонведов» почти опустошенный им портфель, а второму приказал ползти вместе с ним в сторону убитых русских. Младшие немецкие офицеры с удивлением выслушали приказ «майора Бауэра». В их мозгах начали роиться сомнения. Миллер понимал, что на все про все у него минуты, поэтому потянул за собой одного из «хонведов» и выполз из траншеи. Они успели проползти метров 100, когда опомнившиеся немцы открыли по ним огонь. В голове венгра, который полз рядом, тоже зашевелились подозрения. Миллеру ничего не оставалось, кроме как его пристрелить.

Из русских траншей тоже открыли огонь. И что прикажете делать в такой ситуации советскому воентехнику, бежавшему из плена и одетому в немецкий мундир? Миллер стал кричать по-русски. Кричал самое разное. Надрывал горло и полз. Внезапно огонь прекратился. Тогда он встал во весь рост. Успел пройти несколько шагов. Сильные руки, протянутые откуда-то снизу, повалили его, ударили по голове и потащили.

ОСОБЫЙ ОТДЕЛ НЕ ЦЕРЕМОНИТСЯ

Очнулся Франц Яковлевич в землянке. Офицер в звании капитана, который и «принял» его, тепленького, взятого на нейтральной полосе, задал два вопроса. Первый: «Хорошо ли вы понимаете русский язык?» И второй: «Когда дезертировали из Красной армии?» На русском языке воентехник 2 ранга Миллер попытался объяснить ситуацию, в которую попал: как оказался в плену, как бежал, как убил двух немцев, как переоблачился в мундир немецкого майора, как переходил фронт. Передал Миллер капитану и документы, взятые им из трофейного портфеля. Офицер все записал, потом вызвал двух бойцов, которые сопроводили Франца Яковлевича в добротный крестьянский дом. Там в комнате с керосиновой лампой на столе сидел высокий человек с одним ромбом в петлице. Назвался представителем особого отдела майором Ямбергом. Несколько позже Миллер узнал и его имя – Борис.

До апреля 1943 года, когда был создан Смерш (сокращение от «Смерть шпионам» – Главное управление контрразведки Наркомата обороны), особисты выполняли функции военных контрразведчиков. Франц Яковлевич понимал, что он находится у своих, но во взгляде следователя особого отдела читалось несомненное к нему презрение.

Вначале советскому воентехнику казалось, что ему без особого труда удастся опровергнуть все подозрения. В конце концов он еврей и никоим боком не мог быть связан с германскими спецслужбами. Да и о дезертирстве речь не могла идти.

Майор Борис Ямберг, сам еврей по национальности, не мог поверить, что разутому воентехнику, бежавшему из плена, как раз «ко времени подвернулся» пустой эшелон, и главное – он, безоружный, справился с двумя немцами и потом с «помощью» двух венгров сумел перейти фронт. По большому счету подозрения особиста не были беспочвенными. Борис Ямберг усомнился и в еврействе Франца Миллера. Руководствуясь только своей логикой, он определил его в «фолькс-дойче» – этнического немца, прошедшего обучение в спецшколе абвера. Миллер, настаивая на своей принадлежности к еврейскому народу, заявил, что знает идиш и иврит, помнит основные иудейские молитвы и, в конце концов, ему провели иудейский обряд обрезания.

Однако эти факты опять же не убедили майора-особиста. Тот просто похвалил «высокий уровень выпускников абверовских школ». Борис Ямберг проявил определенную эрудицию, когда спросил у Франца Миллера, не родственник ли он расстрелянного в мае 1939 года в Москве генерал-лейтенанта Евгения-Людвига Карловича Миллера, похищенного чекистами в Париже одного из руководителей Белого движения, возглавившего в эмиграции РОВС (Русский общевоинский союз). Франц Яковлевич пояснил особисту, что белогвардеец Миллер родом из прибалтийских православных немцев, а все его предки – иудеи, вероисповедания не меняли и в царской армии генеральские звания получить не могли.

Смущало майора Ямберга и имя Миллера. «Фриц превратился во Франца?» – спросил он с подкавыкой. И тут же опять выдал свою теорию: мол, Фриц Миллер («или Мюллер по настоящей фамилии?» – со смешком допытывался особист) опасался при выполнении задания в советском тылу быть случайно узнанным кем-то из своих знакомых. Тот назовет его по «правильному» имени Фриц, но окружающим может послышаться «Франц». Отлично понимал воентехник 2 ранга Миллер, куда клонит майор-особист Ямберг. Францу Яковлевичу светил расстрел.

Но спасение пришло в лице неожиданно вошедшего в комнату генерала Красной армии в сопровождении нескольких старших офицеров. Лицо майора Ямберга отразило крайнее удивление.

Не обращая внимания на особиста, генерал, улыбаясь, подошел к воентехнику Миллеру, все еще одетому в немецкий мундир, и крепко пожал ему руку. Оказалось, что в трофейном портфеле находились весьма ценные оперативные планы немецкого наступления на Москву. Все подозрения с Миллера были сняты. Его непосредственные командиры подтвердили все изложенные им факты. Трофейный портфельчик Миллер совсем не зря прихватил!

Слишком ругать особиста Ямберга тоже не стоит. Ситуация в октябре 1941 года складывалась катастрофическая. Вот строки из фронтового дневника майора НКВД, особиста 50-й армии (Брянский фронт) Ивана Шабалина. Несколько месяцев 1941 года он вел фронтовой дневник. 20 октября Иван Шабалин был убит гитлеровцами в лесу в Брянской области. Его дневник попал к немцам, которые перевели и издали его тиражом 200 экземпляров для своих высших офицеров. Весной 1942 года дневник Шабалина, изданный на немецком языке, попал к советским особистам, и они сделали обратный перевод. Вот запись майора-особиста Шабалина от 7 октября 1941 года: «Отступление! Все усилия, приложенные для укрепления оборонительной зоны, оказались напрасными. Гигантские усилия! Эту линию используют немцы, если мы их погоним назад».

Именно 7 октября 1941 года приказом народного комиссара обороны (НКО) СССР были введены новые образцы красноармейских книжек с фотографиями. В том же приказе отмечалось, что «воспользовавшись безалаберностью в некоторых частях Красной армии, противник засылал своих людей, одетых в наше обмундирование». Особисты верно полагали, что диверсанты в немецком обмундировании также могли засылаться.

В диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук Артема Валерьевича Латышева «Система проверки военнослужащих Красной армии, вернувшихся из плена и окружения. 1941–1945 гг.)», защищенной в МГУ имени М.В. Ломоносова в 2016 году, обращается внимание на следующие факты: «В 1941 году, до создания системы проверки, на фронтах стихийно сложились определенные (не единые. – З.Г.) практики обращения с возвращающимися в армию бывшими военнопленными. Созданная в условиях поражений и первых побед система проверки в дальнейшем утратила свой первоначальный смысл». Диссертант совершенно верно отмечает тот факт, что «на развитие системы проверки оказывали влияние положение на фронте и ведомственная заинтересованность в трудовом использовании проверяемых. Контрразведывательные соображения во внимание принимались лишь в некоторой степени...».

Франц Яковлевич завершил свой ратный путь в январе 1945 года, освобождая Варшаву. По своей специальности строителя бывший воентехник Миллер работал в Москве, а после репатриации – и в Израиле. Он умер в 1997 году и похоронен на кладбище в Петах-Тикве…

Помнится, Франц Яковлевич как-то сказал, что те, кто побывал на войне, быстро стареют. «Почему?» – спросил я. И он ответил цитатой из «Трех товарищей» Эриха Марии Ремарка: «Воспоминания – вот из-за чего мы стареем. Секрет вечной юности – в умении забывать».

Ремарк – писатель-фронтовик. Он солдатом прошел огонь, воду и медные трубы Первой мировой войны и вполне отвечал за свои слова. Да, он автор художественных произведений, но в них – солдатская правда и воинствующий пацифизм.

Впрочем, вечной молодости не существует. Но даже если бы она существовала, ею нельзя было бы наслаждаться, впав в забвение. Тайна вечной жизни – в памяти. Поэтому так важны воспоминания. Особенно о войне.

Москва–Иерусалим