НАУКА О ПОВЕДЕНИИ: РУССКИЙ ПУТЬ

М.Г. ЯРОШЕВСКИЙ

Данная работа выполнена при поддержке Государственного Гуманитарного научного фонда. Код 950617474.

В середине прошлого века на русской почве стали пробиваться первые побеги новой науки. Тогда она еще не получила свое ставшее впоследствии знаменитым имя. Еще не проступили признаки, придавшие ей "лица необщее выражение ". Тем не менее они уже стали научной явью и, прочерчиваясь все более отчетливо, изменили в следующем столетии общий строй знаний о превратностях и смысле общения живых существ с миром, где им "приказано выжить ". Для этого особого общения, отличного от других форм бытия живых субстратов в их среде, в конце концов был найден собственный термин "поведение ". Это слово давно бытовало в русском языке по меньшей мере с пушкинских времен. Но значение и прочность научного термина оно приобрело в начале ХХ в., после того как запечатлело драматизм поисков и открытий особой исследовательской области, отличной от нейрофизиологии, с одной стороны, и от психологии сознания с другой. Поведение как категория научного мышления было творением русского ума. Приобрело же оно всесветную популярность вскоре после стремительной экспансии американской версии о нем, известной под именем бихевиоризма. Эта версия, отличная от пионерских идей русских исследователей, была тем не менее вдохновлена и подготовлена ими. Различие версий имело социокультурные корни.

Особый путь, который проделала наука о поведении в России, определялся запросами духовной жизни страны в период великих реформ, исполненных острых коллизий борьбы за ее обновление. Но каковы бы ни были социокультурные силы, движущие творчеством людей науки, вектор движения изначально задан объективной логикой ее развития. Появившаяся в России "завязь " идей была подготовлена всем ходом развития мировой естественнонаучной мысли. Первый эскиз учения о поведении как особой форме существования организма,

данной в понятиях, не редуцируемых ни к физиологическим, ни к психологическим, наметил И.М.Сеченов. Сеченовский поворот в неизведанном направлении стал возможен благодаря революционным событиям, которые сотрясали в середине прошлого века в различных странах в каждой по своему общий фронт научных знаний о жизни. Наиболее крупные события были связаны с триумфом эволюционного учения Ч. Дарвина, успехами немецкой физикохимической школы, изгнанием витализма из биологии, а также разработкой К. Бернаром учения о механизмах саморегуляции внутренней среды организма.

Общий стиль биологического мышления менялся по всем параметрам. Новое понимание детерминизма покончило с двухвековым диктатом "царицы наук " механики и ввело новые способы причинного анализа феноменов жизни, ее целесообразности и активности. Были изгнаны мифологемы, относившие эти реальнейшие ее свойства за счет особых витальных сил (которые, все "объясняя ", сами в объяснении не нуждаются).

Вместе с тем в системе знаний об организме обнажились белые пятна, незримые для "оптики " категориального аппарата прежней эпохи. Это создавало внутреннюю мотивацию для естествоиспытателей, вдохновленных перспективой освоения неизведанных "материков " на развернувшейся перед ними карте живой природы. Исторически сложилось так, что наименее освоенным новой системнодетерминистской мыслью оказалась особая нераздельная целостность, своего рода монада: предметно ориентированные активные действия единичного тела во внешней среде.

Ч. Дарвин открыл законы трансформации великого древа жизни. На эти законы указывало само название его главной книги: "Происхождение видов путем естественного отбора, или Сохранение благоприятствуемых пород в борьбе за жизнь " (1859). Объектом объяснения являлись виды или породы. Конечно, индивид, или экземпляр породы, также подпадал под действие этих законов. Однако механизмы собственно индивидуального поведения являлись другой темой, на постижение которой Ч. Дарвин не претендовал.

Что касается непреходящих заслуг К. Бернара, то к ним следует отнести открытие принципа саморегуляции постоянства внутренней среды организма, ее самосохранения вопреки непрерывно угрожающим ее стабильности влияниям. В подобном постоянстве, поддерживаемом автоматически (и потому не нуждающемся в постоянном контроле со стороны сознания), К. Бернар усматривал условие свободной жизни в среде внешней. Объясняя саморегуляцию внутренней среды, К. Бернар, таким образом, не претендовал на объяснение детерминант поведения организма в среде внешней. Иначе говоря, так же, как и в случае с Ч. Дарвином, целостный организм оставался объектом, закономерности жизнедеятельности которого не получали причинного объяснения. Он выступал либо в контексте эволюционной теории как экземпляр вида, либо в контексте учения о стабильности внутренней среды (в дальнейшем обозначенного термином "гомеостаз ").

Правда, имелось еще одно на сей раз в Германии направление, которое в отличие от направлений, развивавшихся Ч. Дарвином и К. Бернаром, претендовало на детерминистское объяснение всего организма в его нераздельности с физикохимической средой. Оно основывалось на идеях о том, что живое тело вовлечено во всеобщий круговорот энергии, и трактовало его (тело) как физикохимический субстрат, где царит молекулярное начало. Различие между средой внешней и внутренней вообще не проводилось. Но тогда и проблема взаимоотношений между организмом и противостоящим ему окружением утрачивала смысл.

Такова была ситуация в мировой науке, где глубинные преобразования по всему фронту знаний о жизни оставляли незатронутой одну из важнейших ее сфер, а именно сферу прямых действий единичного целостного (нерасчленимого на тело и душу) организма в кругу его непосредственных контактов с миром. Завоевание этой сферы стало историческим достоянием российской науки. Если Германия дала миру учение о физикохимических основах жизни, Англия о законах эволюции, Франция о гомеостазе, то Россия о поведении.

Категория поведения сформировалась в духовной атмосфере этой страны и придала самобытность пути, на котором русской мыслью были прочерчены идеи, обогатившие мировую науку. Эта категория, в свою очередь, была подготовлена прежними свершениями. Английская мысль внесла идею адаптации к среде внешней, как задаче, непрерывно решаемой организмом, французская мысль идею саморегуляции процессов в этом организме, немецкая принцип естественного хода жизни, свободного от внеприродных витальных сил. К разряду этих сил многовековая традиция относила психические. В новое время эта же традиция утвердила в западном мире ставшее аподиктическим убеждение в том, что субстратом психических сил служит индивидуальное сознание. Первые шаги на пути к его научному исследованию были предприняты благодаря успехам физиологии органов чувств. Их продукты ощущения и восприятия оказались в ряду феноменов, подчиненных числу, мере, закону. Эксперименты ставились над телесными "придатками " организма. Наблюдаемые же при этом эффекты извлекались из доказаний сознания субъекта, которое мыслилось имеющим особое внетелесное "измерение ". Сознание и тело выступали в этом случае как разные, хотя и нераздельные, но самостийные и по бытию, и по познаваемости сущности. Утверждаясь в западных странах в позиции отдельной дисциплины, психология отстаивала свои притязания на независимость апелляцией к тому, что ни одна наука, кроме нее, не занята столь дорогим для субъекта как ничто другое внутренним миром его сознания (души). Она и утвердилась в глазах всех наук как наука об индивидуальном сознании.

В России сложилась иная идейная ситуация, чем на Западе. После великих реформ Александра 11 в стране, рвавшейся из крепостного рабства, крепло влияние "антропологического принципа ", отстаивавшего целостность человеческой личности, нераздельность в ней духовного и телесного, личности, способной в силу этого на реальное действие, изменяющее как сложившийся порядок вещей, так и собственную судьбу.

С этим соединялась, в противовес западному индивидуализму (с его упором на внутренний мир отдельного субъекта как единственный предмет

сознания), идея служения передовой русской интеллигенции ("новых людей ") интересам обездоленного народа, требующая преодолеть самоупор на Я с его атрибутами. Это отражалось и в теоретических поисках решений, направленных против дуализма души и тела, а также индивидуалистической картины сознания. Лидером данного направления выступил И.М. Сеченов. Впоследствии его назвали отцом русской физиологии. Но он стал также отцом русской науки о поведении. Концепция И.М. Сеченова неоднократно давала повод (вплоть до наших времен) усматривать смысл его дела в аннигиляции духовных начал в жизни личности, в сведении процессов сознания к нейродинамике ("рефлексам головного мозга "). Корень этого неадекватного восприятия стратегического замысла И.М. Сеченова не в злом умысле его критиков, а в организации их социальной перцепции, заданной классификацией наук. С тех пор как организм предстал перед человеческой мыслью как средоточие двух начал: телесного и духовного, их "самостояние " предопределило различие предметных областей, постигаемых в чуждых друг другу системах представлений. Телесное относилось к полюсу анатомофизиологического знания, духовное психологического (веками значившегося за философией). Эмпирически очевидная "пересеченность " этих двух мыслившихся гетерогенными рядов побуждала изобретать различные теоретические решения этой проблемы, названной психофизиологической (наиболее популярными стали четыре варианта: взаимодействие, тождество, параллелизм, редукция одного из рядов к другому). Слабость этих решений создала тупиковую ситуацию в объяснении отношений между сознанием как предметом психологии и его нейросубстратом (головным мозгом).

Поскольку И.М. Сеченов твердо стоял на том, что только физиология способна рассеять тьму, окружающую психические процессы, его план создания новой психологии мог быть понят как объяснение процессов сознания тем, что происходит в нервах и мышцах (ведь именно этими объектами занята физиология). Подобное понимание, как уже сказано, неотвратимо следовало из санкционированного древней традицией взгляда на организм как симбиоз двух самостоятельных начал: души и тела. Между тем решающий сеченовский шаг состоял в разрыве с этой традицией и создании нового проблемного пространства. Кроме двух уровней отношений, обозначаемых терминами "сознание " и "телесный субстрат ", он выделяет третий "поведение ".

Каждый из уровней представлен в своей системе понятий и категорий. Разделение первых двух уровней определило в классификации наук статус физиологии (дисциплины, изучающей функции организма) и психологии (занятой явлениями сознания). Для поведения как особой реалии в общей таблице места пока еще не было. Дисциплинарное знание о ней только нарождалось.

Средства же для нового подхода И.М. Сеченов ищет в другой предметной области в исследованиях организма общепризнанном "ведомстве " физиологии. Между тем физиология, подобно психологии, понятия о поведении не знала. Оно не укладывалось в матрицу категорий ни одной, ни другой из этих наук.

Такую категориальную матрицу следовало еще создать, выделив в самостоятельный предмет. Это было делом будущего. Лишь в ХХ в. в семье дисциплин появилась наука о поведении (американцы придали этому более широкий смысл, особо выделив

семью " бихевиоральных наук, захватившую также и психологию). Правда, предпосылки к появлению понятия о поведении действительно содержались в физиологии, где в начале прошлого века благодаря открытию закона БеллаМажанди сложилась схема рефлекторной реакции как автоматического перехода (посредством центров спинного мозга) возбуждения сенсорного нерва на двигательный. Уязвимость этой схемы определилась двумя пунктами: механицизмом и дуализмом. Реакция считалась, вопервых, предопределенной строением нервной системы (ее анатомическим устройством), вовторых, закономерно и однозначно провоцирующей элементарные мышечные движения в ответ на физическое раздражение. Она совершалась в пределах системы организма. И потому выступала в виде физиологического феномена. Ее целесообразность, как и любых других физиологических функций, казалась "предусмотренной " самой природой живого, цель действий которого самосохранение. Рефлекс противостоял акту сознания. Этот акт, в свою очередь, представлялся локализованным в пределах системы организма, но в качестве психологического, а не физиологического феномена. Конечным источником действия и цели, к которой оно устремлено, считался субъект, заранее полагающий в своем сознании эту цель, достигаемую усилием воли.

И.М. Сеченов придал рефлексу цену глобального объяснительного принципа, устранив из понятия о нем и дуализм (мнение о его пригодности только для элементарных "дуг "), и механицизм, неприемлемый для биолога новой формации, воспитанного на учениях Ч. Дарвина и К. Бернара. Опираясь на новое понимание рефлекса, он от двух страт физиологической и психической отграничивал еще одну, охватывающую целостную систему общения организма с предметной средой. В этой системе представлен совершенно особый "разрез " жизнедеятельности, нередуцируемый ни к нервным процессам, ни к психическим. Ему присущи свои детерминанты и отображаемость в собственных категориях.

Уже из этого явствует неизбывный просчет всех, кто инкриминировал И.М. Сеченову редукцию психических процессов к нервным. Он отвергал те версии о психическом мире, которые основывались на субъективном методе. Но и физиологические данные о процессах внутри нервной системы не могли служить опорным пунктом. Рефлекс для И.М. Сеченова это не конкретный нейромеханизм, а общий объяснительный принцип. "Не зная, что делается в нервах, мышцах и мозговых центрах при их возбуждении, я однако не могу не видеть законов чистого рефлекса и не могу не считать их истинными " . Очевидно, что это было особое видение, абстрагирующееся от всего, что было или могло быть известно физиологу о нервной системе. Оно и определило общие контуры сеченовского понимания поведения как рефлекторного по типу безотносительно к конкретнонаучному знанию о нервах, мышцах и мозговых центрах. Как бы ни изменялось это знание, оно не может отменить "законы чистого рефлекса ", правящие поведением, ибо указанное знание говорит о происходящем в организме, внутри его нервной системы и потому является физиологическим, а не поведенческим. Но ведь поведение реализуется телесным устройством. И потому в живой материи этого устройства должны действовать управляющие

им механизмы. Устремленный на их поиски, И.М. Сеченов открыл первый из них, сразу же прославивший его имя, "мозговой придаток ", раздражением которого удавалось вызвать задержку мышечной реакции. Так в научный обиход вошло центральное торможение одна из главных детерминант поведения.

Учитывая сказанное о различных планах анализа жизнедеятельности: нейрофизиологическом, психологическом и поведенческом, отмечу, что сеченовская находка получила резонанс во всех трех планах.

Еще в 1900 г. Ч. Шеррингтон, отмечая, что вопрос о влиянии одной части нервной системы на другую, высказывался неоднократно, подчеркнул, что впервые торможение стало общепринятым рабочим физиологическим тезисом только после опубликования работы И.М. Сеченова в 1863 г. . Оговорюсь, что самому И.М. Сеченову торможение представлялось по типу задерживающего мышечную реакцию влияния, исходящего из центров головного мозга, а не в виде процесса, который может совершаться и на нейронном уровне. Тем не менее после И.М. Сеченова нейрофизиология уже не могла работать без введенного им понятия торможения.

Десятилетиями шли дискуссии о торможении, его субстрате и динамике. Но их смысл определялся конфронтацией физиологических гипотез и тем, что говорил эксперимент. С различных сторон физиологи опровергали сеченовскую концепцию торможения, выводы о его нейросубстрате, об отношении торможения и возбуждения и др. . Но вся эта критика шла в пределах дискуссий о физиологических конструктах. Что же касается поведенческой роли торможения, она оставалась неколебимой. "Легко понять... подчеркивал И.М. Сеченов, что без существования тормозов в теле... было бы абсолютно невозможно выполнение плана той "самодвижности ", которою обладают в столь высокой степени животные " .

Кто же может усомниться, что "самодвижность " и есть поведенческое понятие, сохраняющее ценность безотносительно к изменениям воззрений на его нейросубстрат?

С торможением И.М. Сеченов соединил и психологический аспект. Благодаря задержке завершающего двигательного звена рефлекса, когда от последнего остаются первые "две трети ", это не получившее внешнего выражения звено не исчезнет. Оно сохраняется в скрытой форме, "уходит вовнутрь ". Так зародилось ставшее столь популярным в новой психологии понятие об интериоризации. С феноменом торможения соотносился служивший главным камнем преткновения в спорах о детерминации жизни человека волевой акт.

Здесь сеченовский анализ захватывал сердцевину споров, вокруг которых вращалась русская философская мысль. Он трактует волевой акт не как эманацию души, а как форму поведения организма. Решающим моментом являлось определение произвольности действия не по субъективнопсихологическому критерию (переживаемости, осознаваемости, "излучаемости " субъектом), а по объективной ценностной ориентации поступка. Иначе говоря, понятие о ценности, которое вся западная философия противопоставила естественнонаучному, детерминистскому объяснению явлений, вводится в причинную трактовку воли, под которой подразумевается не изначальная духовная активность, а форма поведения.

Вся аргументация "Рефлексов головного мозга " сводится к объяснению

того, как формируются люди высшего типа произвольности. "В своих действиях они руководствуются только высокими нравственными мотивами, правдой, любовью к человеку, снисходительностью к его слабостям и остаются верными своим убеждениям, наперекор требованиям всех естественных инстинктов " .

Произвольность определялась по нравственному императиву. Высшее волевое поведение выражено в том, что человек "не может не делать добро ". И притом он делает его с неотвратимостью, присущей движению планет. "Люди эти, раз сделавшись такими, не могут, конечно, перемениться: их деятельность роковое последствие их развития " .

Теперь уже не самоподвижность, присущая всем живым существам, выступала как поведенческая задача торможения: применительно к человеку взамен приспособления к среде противодействие ей во имя высших нравственных ценностей.

Волевое поведение строится посредством интеграции деятельности нейромеханизмов и ассимилируемых субъектом ценностей. Торможение как физиологический феномен это задержка мышечной реакции при раздражении нервной ткани. Нравственные ценности не зависят от интенций сознания индивида. Они заданы ему как объективная реальность. Торможение как поведенческий феномен это системное отношение, в котором работа телесного механизма подчиняется объективным ценностям. Ни из нейромеханизма самого по себе, ни из предельно отчетливого осознания роли этих ценностей поведение не выводимо. Оно интеграл явлений, которые в аналитических целях могут быть разнесены по двум самостоятельным рядам. При этом каждый из этих рядов, существуя на собственных основаниях, открыт для изучения безотносительно к поведению, выступая в виде физиологического явления, с одной стороны, и явления нравственного сознания с другой.

И.М. Сеченов следовал сходной методологии, объясняя интеллектуальное поведение. Оно реализуется работой органов, изучением которых занимается физиология (движения глаз, рук, ходьба, функционирование речевого аппарата). Но чтобы из физиологических стать поведенческими, они должны вступить в системное отношение с реалиями внешней среды (существующими независимо от организма). Эти реалии могут осознаваться в виде психических образов и оборачиваться предметом психологии. Но включаясь в системное отношение с работающим организмом, они (независимо от рефлексии субъекта) приобретают новый онтологический статус компонентов поведения, где идущее от организма и идущее от среды, образуя особый синтез, нераздельны.

Наряду с учением о нравственно регулируемом поведении как истинно волевом, И.М. Сеченов развил учение об интеллектуальном поведении. Здесь опорой для него служила концепция Г. Гельмгольца о бессознательных умозаключениях глаза, производимых мышцами этого органа.

Г. Гельмгольц назвал эти действия бессознательными, поскольку они совершаются объективно, по правилам, неведомым интроспекции (для последних доступен только итоговый продукт зрительный образ). Концепция Г. Гельмгольца излагалась в его классической "Физиологической оптике " . Но понятия, в которых она строилась, были для традиционной физиологии так же чужды, как и

для традиционной психологии. Это были поведенческие понятия. Опираясь на эту концепцию, И.М. Сеченов возводит собственную. Отныне его главный принцип "согласование движения с чувствованием ". Последнее (вопреки своему корню) не следует смешивать с испытываемым субъектом состоянием. Чувствование средство различения свойств среды и потому идентично объективному сигналу как регулятору работы мышцы, наделенной, в свою очередь, "темным " чувством пространства и времени, а также способной производить бессознательные умозаключения.

Итак, перед нами мощный пласт жизненных отношений между организмом и средой, строящийся по собственным законам, отличным как от физиологических, так и от психологических. Имя ему поведение.

Новая эпоха в развитии категориального аппарата науки о поведении сопряжена с исследованиями И.П. Павлова.

Перешедшие от И.М. Сеченова понятия о сигнале, торможении, саморегуляции, дифференцировке, анализе и синтезе сигналов были обогащены в школе Павлова (ее прошли свыше 300 исследователей) множеством экспериментально изученных признаков. К ним присоединились такие важнейшие детерминанты поведения, как подкрепление, ориентировочный рефлекс и др.

К какой же научной дисциплине следовало отнести эти понятия: к физиологии, где И.П. Павлов после работ по пищеварению первым из русских ученых получил Нобелевскую премию, или к психологии, которой заинтересовался еще в молодости? Из писем И.П. Павлова молодого военного медика к невесте, узнаем, что у него "были мечтания " заняться объективным изучением психологии молодых людей. "Сделано несколько знакомств с гимназистами, начинающими студентами. Буду вести за их развитием протоколы и, таким образом, воспроизведу себе "критический " период с его опасностями и ошибками не на основании отрывочных воспоминаний, окрашенных временем, а объективно, как делают в физиологии " .

Свою пионерскую программу изучения условных рефлексов он представил впервые на Международный конгресс по медицине под грифом "Экспериментальная психология и психопатология на животных ". Иначе говоря, направление, в котором он отныне продвигался, было им самим отнесено к ведению психологии.

Впрочем, вскоре он начнет брать с сотрудников штраф, если они в опытах по условным рефлексам соблазнятся на психологические объяснения. Он считал подобные объяснения несовместимыми с принципом детерминизма.

Неколебимо отстаивая объективный метод и естественнонаучную причинность, И.П. Павлов разрабатывал учение об особых детерминантах общения организма со средой. Термины его новаторского учения были иррелевантны разделению исследований организма на два предмета, для каждого из которых история мысли изобрела собственный язык, непереводимый на другой. И.П. Павлов использовал и разрабатывал язык, термины которого насыщались самоценным содержанием (торможение, сигнал, саморегуляция, условный рефлекс и др.), не редуцируемым ни к процессам в нервных клетках, путях, центрах и т.д., ни к психическим образам, умственным действиям, актам воли и другим феноменам сознания. Это был язык науки о поведении.

у И.П. Павлова по образцу учения К. Бернара о гомеостазе, т.е. об основных константах (давлении, температуре и др.), которые удерживают эту систему в стабильном состоянии в крайне неустойчивой внутренней среде. И.П. Павлов применил эту идею к взаимоотношениям организма с еще более неустойчивой, непредсказуемой, полной превратностей средой внешней. Открытые им условнорефлекторные механизмы служили достижению "уравновешивания " организма с этой средой., Понятие об "уравновешивании " идентифицировалось с поведением. Оно не могло трактоваться как чисто физиологическое (поскольку выводило за пределы системы организма как такового), хотя и свершалось посредством физиологических органов (прежде всего головного мозга). И уж тем более не могло быть отнесено к разряду психических процессов, будь то сознательных или бессознательных (т.е. вытесненных из сознания). Теория поведения, как уже было сказано, помещала образ организма в другое измерение. Как отмечалось, павловская трактовка рефлекса имела четко выраженную гомеостатическую направленность. Она базировалась не на механодетерминизме (и дуализме) Р. Декарта, а на биодетерминизме К. Бернара. В то же время в ее общую ткань вплетались идейные нити, противоречащие версии о всесилии гомеостаза.

И.П. Павлов расставался с этой версией в своих представлениях о "рефлексе свободы ", ориентировочном рефлексе, "рефлексе цели " и др. Знаменитый опыт его ученицы М.Н. Ерофеевой, в котором подопытная собака на раздражение причиняющим боль сильным током давала не оборонительную, а позитивную пищевую реакцию, наблюдал Ч. Шеррингтон, воскликнувший: "Теперь я понимаю христианских мучеников, когда, охваченные своей идеей, они легко шли на всякие мучения и совсем не чувствовали их " .

Сеченовская мысль об особой мотивации, побуждающей человека пренебрегать адаптацией, "обороной " от среды и борьбой за индивидуальное существование ради высших нравственных ценностей, перешла к А.А. Ухтомскому, который вслед за И.М. Сеченовым вышел на радикально новый путь антигомеостатической трактовки поведения. Конечно, открытие механизма гомеостаза явилось истинной революцией в биологии, придало ей не только новую методологическую ориентацию, но и породило множество конкретно научных открытий. И в то же время оно не касалось перспектив анализа поведения человека в тех случаях, когда активность направлена не на приспособление к среде, а на противодействие ей.

Религия, в мире которой воспитывался молодой А.А. Ухтомский, учила, что источником высшей активности, преодолевающей тяготы бренного существования, служит сфера духа. А.А. Ухтомский ищет другие основания: "Дело "души ", записывает он, выработка мировоззрения не может обойтись без знания "тела " " . Слова "душа " и "тело " поставлены в кавычки. Согласно А.А. Ухтомскому, разделение их условно и имеет чисто исторические основания. В физиологию А.А. Ухтомский пришел за ответом на вопрос о детерминации поведения целостного организма, неразъятого на духовное и телесное.

Что движет индивидом и определяет его выбор? Почему при одних и тех же внешних раздражителях его реакции изменяются, а в изменчивой среде он обнаруживает удивительную стойкость? Поиски ответа в терминах физиологии привели А.А. Ухтомского к учению о доминанте.

Мы видели глубинные преобразования категории рефлекса, испытанные ею в учениях русских естествоиспытателей, у которых она из внутриорганизменного акта превратилась в форму "общения " организма со средой, в принципе необъяснимую из структуры и динамики нервных центров самих по себе, тогда как их предназначение служить посредниками между нуждами этого организма и сетью его зависимостей от внеорганизменного порядка вещей. Открыв доминанту в качестве физиологического органа, А.А.Ухтомский интерпретировал ее как орган поведения.

Этот орган является и "энергетизатором " (мотивом) поведения, и его вектором, направляющим организм на объекты среды, которые выступают в ипостаси ее "интегрального образа ". Как наращивание мотивационной энергии, так и "вылавливание " в среде "материала " для построения ее образа происходит объективно (независимо от рефлексии) и потому необъяснимо в терминах психологии сознания. Но оно необъяснимо и в физиологических терминах (хотя и разыгрывается в нервных центрах). Это проблема поведения как особого, несводимого к дихотомии души и тела "радикала " жизнедеятельности. А.А.Ухтомский придавал важную роль истории поведения как процесса, который обеспечивается не усложнением условных рефлексов, а развитием все новых и новых доминант. Здесь основной тенденцией служит экспансия в смысле овладения средой во все расширяющихся пространственновременных масштабах ("хронотопе "), а не редукция мотивационного напряжения (как считал И.П.Павлов, американские бихевиористы, К.Левин, 3.Фрейд и другие). А.А.Ухтомский отвергал в качестве доминирующих мотивов стремление к "защите " от среды, к уравновешенности с ней.

Поведение антиэнтропийно; работающий организм не "рассеивает " свою энергию, а "тащит ее из среды ". Применительно же к человеку А.А. Ухтомский отводит главную роль особой "доминанте на лицо " (личность) другого человека, которая одна только способна его самого преобразовать в личность. Этот особый тип мотивации (не обмен речевыми знаками, не совместные действия и т.п.) создает истинно человеческий уровень поведения. Способность субъекта к рефлексии (отражению

того, что говорит о нем самом его сознание) изначально принималась за конституирующий признак психических явлений. По этому признаку они отграничивались от всех остальных.

А.А. Ухтомский же настаивал на том, что подобная доминанта "на собственное лицо " является "проклятием индивидуалистической науки ". Человеческая реальность открывается только тогда, когда исходной становится "доминанта на лицо другого ". Очевидно, что тем самым познание человека трактовалось как неотъемлемое от нравственной установки по отношению к его уникальному предмету. Оно не может базироваться ни на субъективном (интроспективном) методе, ни на объективных методах других наук. Это особый способ поведения в системе "Я Другой ", когда Другой становится, говоря языком А.А. Ухтомского, "заслуженным собеседником " .

На трудах И.М. Сеченова, И.П. Павлова, А.А. Ухтомского воспитывался Л.С. Выготский. По не совсем понятным причинам это обстоятельство игнорируется в исторических реконструкциях его психологических исканий, истоки которых, с легкой руки его учеников, принято возводить к марксизму при забвении русского пути.

По мнению А.Н. Леонтьева, в частности, своеобразие позиции Л.С. Выготского (впервые запечатленной в статье "Сознание как проблема психологии поведения ", 1925 г.) в том, что он, в отличие от современников, увидел: "та объективная психология, перед которой выступят сложнейшие феномены психической жизни человека, включая сознание, могла возникнуть только на основе марксизма " . Но сколько ни перечитывай упомянутую А.Н. Леонтьевым статью Л.С. Выготского, оснований для процитированного вывода не найдешь. Правда, А.Н. Леонтьев один из наиболее близким к Л.С. Выготскому молодых психологов, оговаривается, что многие ключевые мысли Л.С. Выготский высказывал устно . Историку, однако, приходится признать аутентичным этим мыслям как бы данный "под присягой " письменный текст. Содержание, смысл и логика этого текста не оставляют сомнений в том, что в нем прочерчены идеи русского пути.

Придя в психологию, Л.С. Выготский представлял ее реформу как развитие науки о поведении, фундамент которой был заложен И.М. Сеченовым и И.П. Павловым. Вот его собственное определение: "Предметом научной психологии обычно принято называть поведение человека и животных, причем под поведением подразумевать все те движения, которые производятся только живыми существами и отличают их от неживой природы " . Более того, "психика и поведение это одно и то же. Только та научная система, которая раскроет биологическое значение психики в поведении человека, укажет точно,

что она вносит нового в реакцию организма, и объяснит ее как факт поведения, только она сможет претендовать на имя научной психологии " .

Итак, психика должна быть объяснена как факт поведения. Самым соблазнительным было бы поставить ее в тот же ряд, что и другие, уже получившие объективное и причинное значение факты, установленные, прежде всего, учением об условных рефлексах. Иначе говоря свести к принципам и механизмам этого учения явления, относимые обычно к разряду психических. Однако этот примитивно редукционистский путь Л.С. Выготского не устраивал. Он не устраивал и лидеров науки о поведении И.П. Павлова и В.М. Бехтерева. Оба, признавая биологическую значимость психики как самостоятельного фактора развития живого и как сферу особых субъективных переживаний, выносили сознание, внутренний мир субъекта за пределы поведения, стало быть за пределы реальных, доступных причинному объяснению связей организма со средой. Именно это дало повод Л.С. Выготскому утверждать, что "в сущности, дуализм и есть настоящее имя этой точке зрения Павлова и Бехтерева " . Какую же альтернативу редукционизму, с одной стороны, и дуализму с другой, предлагал Л.С. Выготский?

Основные ориентиры этих поисков можно было бы выделить в виде следующих пунктов:

1. "Надо изучать не рефлексы, а поведение его механизм, состав, структуру " , ибо "Сознание есть проблема структуры поведения " . Система создает принципиально новое качество, неуловимое при сколь угодно объективном высвечивании ее отдельных компонентов. "...Сознания как определенной категории, как особого способа бытия не оказывается. Оно оказывается очень сложной структурой поведения " .

2. Вслед за И.М. Сеченовым Л.С. Выготский особое значение придает рефлексам, оборванным на их двигательном завершении. Игнорировать их "значит отказаться от изучения (именно объективного, а не однобокого, субъективного наизнанку) человеческого поведения. В опыте над разумным человеком нет такого случая, чтобы фактор заторможенных рефлексов, психики не определял так или иначе поведения испытуемого... " .

Итак, психика, принимаемая за незримый внутренний мир сознания, имеет зримое основание в объективно данном поведении.

3. Тем самым проводилась демаркационная линия между трактовкой поведения И.П. Павловым, В.М. Бехтеревым и другими рефлексологами, с одной стороны, и попыткой Л.С. Выготского найти для сознания достойную роль во внутренней организации поведения с другой. Согласно рефлексологической версии, между восприятием раздражителя (сигнала) и наблюдаемым в эксперименте внешним эффектом разыгрывается динамика нервных процессов, которая, протекая внутри организма, описывается в физиологических терминах (возбуждение, иррадиация, концентрация, торможение и другие нервные процессы). Согласно же Л.С. Выготскому, между стимулом и реакцией действуют реалии иного порядка. Они представляют мир интериоризованных внешних движений и потому описываются не в виде функций или процессов нервной ткани, а в виде обретших взамен внешнего внутреннее бытие актов поведения. Здесь Л.С. Выготский нашел тот же ход

мысли, который задолго до него открыл И.М. Сеченов.

4. В общей структуре поведения человека выделяются движения особого рода и вида. Это речевые рефлексы. Они образуют особую систему рефлексов среди других их систем и являются эквивалентом сознания. "Сознание есть... взаимовозбуждение различных систем рефлексов " . Речедвигательные реакции на неречевые рефлексы (также в том случае, когда эти вербальные реакции производятся непроизнесенным вслух словом) образуют механизм сознательности.

Тем самым у Л.С. Выготского мы находим первый абрис будущей версии о двух сигнальных системах.

5. Поскольку сознание это "вербализованное поведение ", индивидуальное в человеке вторично по отношению к социальному. Л.С. Выготский пишет о тождестве "механизмов сознания и социального контакта " . В этом же корни самосознания: "Мы сознаем себя, потому что мы сознаем других, и тем же самым способом, каким мы сознаем других " . Следуя этой мысли, Л.С. Выготский новыми глазами прочитывает формулу 3.Фрейда о "Я " и "Оно ". Как известно, для 3.Фрейда "Оно " это безличная слепая сила либидо, укорененная в биологии организма. Для Л.С. Выготского же это надындивидуальная социальная речевая стихия, порождающая индивидуальное "Я ". Вернее было бы назвать эту стихию не "Оно ", а "Мы ".

6. Подобно другим адептам науки о поведении, Л.С. Выготский отвергал интроспекцию как способ его изучения. Отсюда категорический запрет: "Никакого самонаблюдения " . Под объективностью познания понималась не непосредственная наблюдаемость фактов поведения (как требовала методология позитивизма), а способ исследований, при котором психолог "действует как сыщик, обнаруживающий преступление, которого он никогда не видел " .

Постулат непосредственности был главным догматом как интроспективной психологии сознания (основа знания непосредственно зримый факт сознания), так и бихевиористской теории поведения (единственно достоверное непосредственно зримый факт внешнего поведения). Те, кто продвигались русским путем, не приняли этот постулат. На рубеже ХХ столетия грянул кризис психологии. Рушилась версия о том, что ее факты представлены в сознании субъекта и могут быть достоверно зримы им самим благодаря изощренным экспериментальным процедурам. Сомнение в этом нарастало, что привело американских психологов к отрицанию сознания как научного предмета. Устами Дж. Уотсона был оглашен бихевиористский "Манифест " . Он требовал покончить с анализом сознания как пережитком времен алхимии. Предметом психологии было объявлено поведение в образе объективно наблюдаемых реакций организма на внешние и внутренние раздражители.

Американские психологи восприняли идеи русских исследователей поведения. Но их пути существенно разнились. Преобразовать человека как целостное существо с тем, чтобы его тварная организация была движима высшими духовными ценностями, такова была русская сверхценная идея.

Как великое историческое задание она направляла умы натуралистов на служение рвущемуся из рабства народу. Она подвигла эти умы на создание в стране, считавшейся отсталой и дикой, новаторских программ, интегрировавших революционные события в

биологии. Целостное воззрение на человека такова была сверхзадача русской мысли. Попытки ее решения разбивало противостояние науки об организме и науки о сознании; складывалась тупиковая ситуация. Выходом из нее стало создание науки о поведении.

Была открыта исполненная динамизма инфраструктура двигательной активности организма, осваивающего среду. Эту инфраструктуру воспроизводили понятия о торможении, сигнале и согласующемся с ним движении, саморегуляции и саморазвитии, временной связи и условном рефлексе, подкреплении и дифференцировке, ориентировочном рефлексе, доминанте, соотношении сигнальных систем. В этих понятиях был представлен тот единый первичный пласт жизнедеятельности, который получает различные проекции в физиологической картине организма, с одной стороны, и психологической картине сознания с другой. Русская мысль, открывшая проблему поведения и создавшая категориальную схему его разработки, не подменяла ею ни физиологию, ни психологию. Она искала пути интеграции своих открытий с исторически сложившимися категориями, в которых даны предметы этих дисциплин.

Иной оказалась (под воздействием философии позитивизма) стратегия исследователей поведения в США. Здесь редукция поведения к отношению "стимул реакция " привела к представлению о том, что это отношение, являясь стержнем и единственным эквивалентом строго научной психологии, должно быть избавлено как от менталистской (обращенной к сознанию субъекта), так и от физиологической "примеси ". Психология, как было сказано о ее последнем лидере Б. Скиннере, превратилась в науку о "пустом организме ". Но это уже был нерусский путь.

1. Выготский Л.С. Собр. соч.: В 6 т. Т. 1. М., 1982.

2. Леонтьев А.Н. Вступительная статья. О творческом пути Л.С. Выготского // Выготский Л.С. Собр. соч.: В 6 т. Т. 1. М., 1982.

3. Московичи С. Социальное представление: исторический взгляд // Психол. журн. 1995. № 1.

4. Павлов И.П. Письма к невесте // Москва. 1952. № 10.

5. Павлов И.П. Полн. собр. соч.: В 6 т. Изд. 2е. Т. 3. Кн. 1. М.Л., 1951.

6. Павловские среды / Отв. ред. Л.А. Орбели. Т.3. М.Л., 1949.

7. Сеченов И.М. Избранные философские и психологические произв. / Под ред. В.М. Каганова. М., 1947.

8. Ухтомский А.А. Собр. соч.: В 5 т. Т. 1. Л., 1951.

9. Ярошевский М.Г. Проблема детерминизма в психофизиологии 19 в. Душанбе, 1961.

10. Ярошевский М.Г., Чеснокова С.А. Уолтер Кеннон. М., 1976.

11. Ярошевский М.Г. Л. Выготсхий: в поисках новой психологии. Л., 1993.

12. Helmholtz H. Handbuch der physiologischen Optik. 1e Aufl. Leipzig, 1867.

13. Kozulin A. VygotskyТs psychology. Cambridge, 1990.

14. Sherrington C.S. The spinal cord // ShafferТs textbook of physiology. V. III. Edinburg, 1900.

15. Watson I.B. Psychology as the behaviorist views it // Psychol. Rev. 1913, V, 20

Поступила в редакцию 19. IV 1995 г.

Напомню, что А.А. Ухтомский окончил Духовную академию, после чего поступил на отделение физиологии, задавшись вопросом о том. каковы мотивы, определяющие в жизни решительность и бесстрашие человека

Напомню, что понятие органа было А.А. Ухтомским радикально пересмотрено: "Органом может служить всякое сочетание сил, могущее привести при прочих равных условиях всякий раз к одинаковым результатам . В дальнейшем нашлись авторы, приписавшие себе предложенное А.А. Ухтомским новое понимание органа. обозначив его оборотом "функциональная система " и соединив с "системным подходом, хотя за этим новым стояло "хорошо забытое старое.

Поведенчесхая природа доминанты "уходит в тень " из-за того, что ее принято сводить либо к физиологии (ведь доминанта означает, что в констелляции рефлекторных центров один из них становится господствующим (отсюда и сам термин), подкрепляемый энергией других центров ("субдоминантных), либо к психологии (когда в доминанте видят феномен внимания). В первом случае, соответственно физиологической традиции, изучение доминанты исчерпывается интрацеребральными отношениями, нейродинамикой. Во втором случае она выступает как внутренняя активность субъекта, рефлексирующего о том, что происходит в его сознании. Перед нами вновь два изначально разъятых способа анализа: феномен "прикрепляется либо к нервной ткани, либо к "ткани " сознания. За порогом остается поведение.

Ныне на Западе появляются работы, утверждающие, что свою социальную ориентацию Л.С. Выготский почерпнул не в марксизме, а во французской социологической школе Дюркгейма и родственных ей работах. К этому мнению присоединяется С. Мосховиси, который находит у Л.С. Выготского многочисленные пассажи, говорящие о его вдохновленности идеей коллективных представлений (см. ). Не касаясь здесь вопроса о марксизме (подробнее об этом см. мою книгу ), хочу обратить внимание на то, что подобные поиски идейных предков (на сей раз во Франции) Л.С. Выготского это еще одна попытка оторвать его от идейных корней в русской культуре, для которой от А.Н. Радищева и А.А. Потебни до А.А. Ухтомского и М.М. Бахтина центр жизни человеческого духа образуют Слово и Диалог. Из этого явствует радикально отличный от дюркгеймовского взгляд на соотношение индивидуального и коллективного в поведении и познании.

• Психология: личность и бизнес

Ключевые слова:

1 -1

Во втором десятилетии XX века, менее чем через 40 лет после того, как Вильгельм Вундт формально основал психологию, наука пережила момент коренного пересмотра своих основ. Психологи больше не превозносили возможности интроспекции, сомневались в существовании психических элементов и не соглашались с тем, что психология должна оставаться чистой наукой. Психологи - функционалисты переписывали правила, используя психологию в том виде, в котором она вряд ли могла быть принята в Лейпциге или Корнелле.

Движение функционализма было не столько революционным, сколько эволюционным. Функционалисты не стремились намеренно изничтожать положения Вундта и Титченера. Вместо этого они внесли в него некоторые коррективы - что - то добавили здесь, что - то подправили там, - и вот с течением времени возникла новая форма психологии. Это была скорее тихая перестройка изнутри, а не мощная атака извне. Лидеры функционалистов были не настолько амбициозны, чтобы добиваться официального признания. Свою роль они видели не столько в разрушении прошлого, сколько в построении нового на основе старого. Поэтому переход от структурализма к функционализму в самый момент своего осуществления не был очевиден.

Такова была ситуация в области психологии в США во втором десятилетии XX века: развивался функционализм, но структурализм все еще удерживал свои сильные, хотя уже не исключительные позиции.

В 1913 году обе позиции были опротестованы. Это было намеренное и запланированное нападение, тотальная война против обеих точек зрения. Автор этой акции не хотел никаких модификаций прошлого, никаких компромиссов с ним.

Новое течение получило название бихевиоризма , а его лидером стал тридцатипятилетний психолог Джон Б. Уотсон. Всего за десять лет до этого Уотсон получил степень доктора философии в Чикагском университете. В те времена - в 1903 году - Чикаго был центром функциональной психологии, то есть одного из течений, которое Уотсон вознамерился сокрушить.

Основные положения бихевиоризма Уотсона были просты, смелы и прямы. Он призывал научную психологию заниматься только наблюдаемым поведением, которое можно объективно описать в терминах «стимул - реакция». Позднее психология Уотсона отвергнет все концепции и термины, касающиеся процесса мышления. Такие слова, как «образ», «разум», «сознание», которые традиционно использовались еще со времен ранней философии, - для науки о поведении потеряли всякий смысл.

Уотсон особенно упорствовал в опровержении концепции сознания. Он говорил, что еще никто и никогда «не видел, не трогал, не нюхал, не пробовал на зуб и двигал» сознания. Сознание - «это не более чем научное допущение, столь же недоступное для опытной проверки, как старое понятие «души»» (Watson & McDougall. 1929. P. 14). Методы интроспекции, которые предполагают существование сознательных процессов, оказались, таким образом, совершенно неуместными и не имеющими отношения к науке о поведении.

Основные идеи движения бихевиоризма не были порождены Уотсоном - они развивались в психологии и биологии в течение многих лет. Уотсон, как и все основатели учений, развил идеи и положения, которые соответствовали интеллектуальному <духу времени>. Здесь мы рассмотрим те основные силы, которые Уотсон столь успешно свел воедино, чтобы сформировать новую систему психологии: 1) философские традиции объективизма и механицизма; 2) зоопсихологию; 3) функциональную психологию.

Настойчивое требование Уотсона большей объективности в психологии для 1913 года не было чем - то необычным. Такой подход имел длинную предысторию, восходившую к Декарту, попытки которого объяснить функционирование организма человека на основе простых механических представлений были первыми шагами на пути к большей объективности. Наиболее важной фигурой в истории объективизма был французский философ Опост Конт (1798–1857), основатель учения, получившего название позитивизма и ставившего во главу угла только позитивное знание (факты), истинность которых не вызывает сомнений. Согласно Конту, единственно истинным знанием является знание, социальное по своей природе и объективно наблюдаемое. Эти критерии совершенно исключают из рассмотрения интроспекцию, зависящую от личного, индивидуального сознания и не являющуюся объективно наблюдаемой.

В первые годы XX века «духом времени» в науке был именно позитивизм. Уотсон редко обсуждал положения позитивизма - как, впрочем, и большинство американских психологов того времени, - но все они «действовали, как позитивисты, даже если отказывались навешивать ярлыки» (Logue. 1985Ь. Р. 149) Таким образом, к тому времени, когда Уотсон начал работать над бихевиоризмом, объективистские, материалистические и механистические влияния были достаточно сильны. Их воздействие было настолько существенным, что неизбежно привело к появлению нового вида психологии, в которой не упоминалась ни душа, ни сознание, ни разум, - психологии, которая принимала во внимание только то, что можно увидеть, услышать или потрогать. Неизбежным результатом этого подхода стало появление науки о поведении, рассматривающей людей как некие машины.

Что будем делать с полученным материалом:

Если этот материал оказался полезным ля Вас, Вы можете сохранить его на свою страничку в социальных сетях:

В системе наук психологии должно быть отведено совершенно особое место, и вот по каким причинам.

Во-первых, это наука о самом сложном, что пока известно человечеству. Ведь психика - это "свойство высокоорганизованной материи". Если же иметь в виду психику человека, то к словам "высокоорганизованная материя" нужно прибавить слово "самая": ведь мозг человека - это самая высокоорганизованная материя, известная нам.

Во-вторых, психология находится в особом положении потому, что в ней как бы сливаются объект и субъект познания.

Задачи психологии несоизмеримо сложнее задач любой другой науки, ибо только в ней мысль совершает поворот на себя. Только в ней научное сознание человека становится его научным самосознанием.

Наконец, в-третьих, особенность психологии заключается в ее уникальных практических следствиях.

Практические результаты от развития психологии должны стать не только несоизмеримо значительнее результатов любой другой науки, но и качественно другими. Ведь познать нечто - значит овладеть этим "нечто", научиться им управлять.

Научиться управлять своими психическими процессами, функциями, способностями - задача, конечно, более грандиозная, чем, например, освоение космоса. При этом надо особенно подчеркнуть, что, познавая себя, человек будет себя изменять.

Психология уже сейчас накопила много фактов, показывающих, как новое знание человека о себе делает его другим: меняет его отношения, цели, его состояния и переживания. Если же снова перейти к масштабу всего человечества, то можно сказать, что психология - это наука, не только познающая, но и конструирующая, созидающая человека.

И хотя это мнение не является сейчас общепринятым, в последнее время все громче звучат голоса, призывающие осмыслить эту особенность психологии, которая делает ее наукой особого типа.

Психология - очень молодая наука. Это более или менее понятно: можно сказать, что, как и у вышеупомянутого подростка, должен был пройти период становления духовных сил человечества, чтобы они стали предметом научной рефлексии. Официальное оформление научная психология получила немногим более 100 лет назад, а именно в 1879 г.: в этом году немецкий психолог В. Вундт открыл в г. Лейпциге первую лабораторию экспериментальной психологии.

Во втором десятилетии нашего века в психологии произошло очень важное событие, названное "революцией в психологии". Оно было соизмеримо с началом той самой новой психологии В. Вундта.

В научной печати выступил американский психолог Дж. Уотсон, который заявил, что нужно пересмотреть вопрос о предмете психологии. Психология должна заниматься не явлениями сознания, а поведением . Направление получило название "бихевиоризм" (от англ. behaviour - поведение). Публикация Дж. Уотсона "Психология с точки зрения бихевиориста" относится к 1913 г., этим годом и датируется начало новой эпохи в психологии.

Какие основания были у Дж. Уотсона для его заявления? Первое основание - это соображения здравого смысла, те самые, которые привели и нас к выводу, что психолог должен заниматься поведением человека.

Второе основание - запросы практики. К этому времени психология сознания дискредитировала себя. Лабораторная психология занималась проблемами, никому не нужными и не интересными, кроме самих психологов. В то же время жизнь заявляла о себе, особенно в США. Это была эпоха бурного развития экономики. "Городское население растет с каждым годом <...> - писал Дж. Уотсон. - Жизнь становится все сложнее и сложнее <...> Если мы хотим когда-либо научиться жить совместно <...> то мы должны <...> заняться изучением современной психологии".

И третье основание: Уотсон считал, что психология должна стать естественнонаучной дисциплиной и должна ввести научный объективный метод .

Вопрос о методе был одним из главных для нового направления, я бы сказала даже основным: именно из-за несостоятельности метода интроспекции отвергалась идея изучения сознания вообще. Предметом науки может быть только то, что доступно внешнему наблюдению, т. е. факты поведения. Их можно наблюдать из внешней позиции, по поводу них можно добиться согласия нескольких наблюдателей. В то же время факты сознания доступны только самому переживающему субъекту, и доказать их достоверность невозможно.

Итак, третьим основанием для смены ориентации психологии было требование естественнонаучного, объективного метода.

Каково же было отношение бихевиористов к сознанию ? Практически это уже ясно, хотя можно ответить на этот вопрос словами Дж. Уотсона: "Бихевиорист... ни в чем не находит доказательства существования потока сознания, столь убедительно описанного Джемсом, он считает доказанным только наличие постоянно расширяющегося потока поведения"

Ответить можно так: Дж. Уотсон отрицал существование сознания как представитель научной психологии . Он утверждал, что сознание не существует для психологии . Как ученый-психолог, он не позволял себе думать иначе. То, чем должна заниматься психология, требует доказательств существования, а такие доказательства получает только то, что доступно внешнему наблюдению.

Новые идеи часто появляются в науке в напряженной и несколько загрубленной форме. Это естественно, так как они должны пробить себе дорогу через идеи, которые господствуют в настоящий момент.

В отрицании Дж. Уотсона существования сознания и выразилась такая "грубая сила" идей, которые он отстаивал. Надо заметить, что в отрицании сознания был главный смысл бихевиоризма и в этом же пункте он в дальнейшем не выдержал критики.

Итак, до сих пор мы говорили о заявлениях и отрицаниях. Какова же была положительная теоретическая программа бихевиористов и как они ее реализовали? Ведь они должны были показать, как следует изучать поведение.

Дело все в том, что естественнонаучная материалистическая традиция, которую вводил бихевиоризм в психологию, требовала причинных объяснений . А что значит причинно объяснить какое-либо действие человека? Для Дж. Уотсона ответ был ясен: это значит найти внешнее воздействие, которое его вызвало. Нет ни одного действия человека, за которым не стояла бы причина в виде внешнего агента. Для обозначения последнего он использует понятие стимула и предлагает следующую знаменитую формулу: S - R (стимул - реакция).

"... Бихевиорист ни на одну минуту не может допустить, чтобы какая-нибудь из человеческих реакций не могла быть описана в этих терминах", - пишет Дж. Уотсон.

Затем он делает следующий шаг: объявляет отношение S - R единицей поведения и ставит перед психологией следующие ближайшие задачи:

· выявить и описать типы реакций;

· исследовать процесс их образования;

· изучить законы их комбинаций, т. е. образования сложного поведения.

В качестве общих окончательных задач психологии он намечает следующие две: прийти к тому, чтобы по ситуации (стимулу) предсказывать поведение (реакцию) человека и, наоборот, по реакции заключать о вызвавшем ее стимуле , т. е. по 5 предсказывать R , а по R заключать об S .

Между прочим, здесь напрашивается параллель с В. Вундтом. Ведь он также начал с выявления единиц (сознания), поставил задачу описать свойства этих единиц, дать их классификацию, изучить законы их связывания и образования в комплексы. Таким же путем идет и Дж. Уотсон. Только он выделяет единицы поведения, а не сознания и намеревается собирать из этих единиц всю картину поведения человека, а не его внутреннего мира.

В качестве примеров Дж. Уотсон сначала приводит действительно элементарные реакции: поднесите быстро руку к глазам - и вы получите мигательную реакцию; рассыпьте в воздухе толченый перец - и последует чихание. Но затем он делает смелый шаг и предлагает представить себе в качестве стимула новый закон, который вводится правительством и который, предположим, что-то запрещает. И вот, бихевиорист, по мнению Уотсона, должен уметь ответить, какая последует общественная реакция на этот закон. Он признается, что бихевиористам придется работать долгие и долгие годы, чтобы уметь отвечать на подобные вопросы.

Нужно сказать, что в каждой теории есть разные составные части. Например, есть постулаты - нечто вроде аксиом; есть более или менее доказанные положения; наконец, есть утверждения, основанные на одной вере. В число последних обычно входит убеждение, что данная теория может распространиться на широкую сферу действительности. Как раз такие элементы веры заключены в заявлении Дж. Уотсона о том, что бихевиористы смогут объяснить с помощью связки S - R все поведение человека и даже общества.

Дж. Уотсона считал, что психолог должен уметь проследить жизнь человека от колыбели до смерти.

"До смерти", по-видимому, не была прослежена 6ихевиористами жизнь ни одного человека, а вот к "колыбели" Дж. Уотсон обратился. Он обосновал свою лабораторию в доме ребенка и исследовал новорожденных детей и младенцев.

Один из вопросов, который его интересовал, был следующий: какие эмоциональные реакции врожденны у человека и какие нет? Например, на что появляется страх у новорожденного ребенка? Этот вопрос особенно интересовал Дж. Уотсона, поскольку, согласно его замечанию, жизнь взрослых полна страхов.

Важными заслугами бихевиоризма явились следующие. Во-первых, он внес в психологию сильный материалистический дух, благодаря ему психология была повернута на естественнонаучный путь развития. Во-вторых, он ввел объективный метод - метод, основанный на регистрации и анализе внешне наблюдаемых фактов, процессов, событий. Благодаря этому нововведению в психологии получили бурное развитие инструментальные приемы исследования психических процессов. Далее, чрезвычайно расширился класс исследуемых объектов; стало интенсивно изучаться поведение животных, доречевых младенцев и т. п. Наконец, в работах бихевиористкого направления были значительно продвинуты отдельные разделы психологии, в частности проблемы научения, образования навыков и др.

Наука о поведении с XIX до конца XX в. в поисках объективных закономерностей и попытках разработки концепций , которые могли бы объяснить нормальное и аномальное поведение, прошла несколько этапов своего развития - рефлекторный, бихевиориальный, этологический. Эти этапы принято противопоставлять друг другу, однако, по нашему мнению, каждый из них представляет собой базу для развития последующего.

Несмотря на то что они оперируют разными понятиями, все эти понятия можно объединить в целостную концепцию поведения. В частности, метод условных рефлексов, иногда противопоставляемый этологическо-му подходу, изучающему преимущественно инстинктивные формы поведения в неэкспериментальных условиях, является в комплексе с этологией самым важным инструментом построения теории обучения. К тому же современная этология от изучения только инстинктивных форм до ее концепции невербального поведения в сфере коммуникаций в значительной мере строится на базе сложных форм условно-рефлекторной деятельности. При противопоставлении изучения поведения с этологических позиций условно-рефлекторным исследованиям с точки зрения экспериментальности исследований степени естественности среды не учитывают, что фактически при изучении рефлекса создаются модели внешних воздействий, мало отличимые от этологических релизеров. Особенно стерта такая грань в экспериментальных моделях неврозов И. П. Павлова.

По-видимому, недостаточно обосновано и абсолютное противопоставление рефлекторного подхода бихевиориальному и этологическому; конечно, речь идет не об ортодоксальных бихевиористах (J. В. Watson, 1913; J. Skinner, 1938), а о тех исследователях, которые стояли на позициях «молекулярного» бихевиоризма (Е. Tolman, 1932) и занимаются преимущественно особенностями внешних моторных проявлений в зависимости от средовых стимулов (N. J. MacKintosh, 1983).

По нашему мнению, предпосылки практически всех последующих гипотез и обобщений в изучении поведения содержатся в учениях отечественных физиологов И. М. Сеченова и И. П. Павлова. По И. М. Сеченову, архитектоника психического акта заключается в том, что он имеет начальную, центральную и конечную фазы, непосредственно соединяющие его с внешней средой. Предметом психологического исследования, по И. М. Сеченову (1952), должен стать процесс, развертывающийся не в сознании и даже не в системе бессознательного, а в поведении или, как говорил И. М. Сеченов, в объективной системе отношений (научного термина «поведение» во времена И. М. Сеченова не было).

Таким образом, получается, что И. М. Сеченов еще до И. П. Павлова , различных бихевиориальных течений и современной этологии предвосхитил науку о поведении. И. М. Сеченов использовал также эволюционный подход к психологии и физиологии, опередив на десятилетия исследователей по детской психологии, и, отправляясь от нее, ввел в общую психологию новые объяснительные понятия. Об экспериментальном методе в его программе речи не было. Сейчас зарубежные историки признают, что И. М. Сеченов первый произвел этот переворот (цит. по М. Г. Ярошевскому). Известно, что одним из важнейших итогов замечательных работ И. М. Сеченова в области физиологии и психологии является положение, что мышечные сокращения, в том числе мимические,являются конечным этапом психического акта.

При этом И. М. Сеченов заключает, что внешние проявления мозговой деятельности действительно могут быть сведены к мышечным движениям. Что же касается учения И. П. Павлова, оно дает целую систему для объяснения сложнейших форм поведения. В своих, условно-рефлекторных исследованиях И. П. Павлов применял метод наблюдения над животными, что дало ему возможность при знакомстве с психиатрической клиникой перенести полученные экспериментальные данные на сложнейшие проявления поведения человека, его психологию и психопатологию. И. П. Павлов делал это не путем механического переноса, как большинство экспериментаторов, а путем глубоких обобщений, опирающихся на эволюционный подход как в плане онтогенеза, так и филогенеза. По мере возрастания его интереса к психиатрии, в частности к неврозам и шизофрении, эти обобщения усугублялись и оттачивались. Лишь гениальному уму И. П. Павлова было доступно подлинно естественно-научное объяснение разнообразных психопатологических форм поведения и наиболее сложных психопатологических синдромов, благодаря которому были заложены основы понимания механизмов психических заболеваний в целом. Большая часть таких умозаключений основана первоначально на оценке невербального поведения животных с сопоставлением сходных, хотя неидентичных расстройств поведения человека.

Один из видных этологов М. McGuire (1977) считает И. П. Павлова истинным основоположником этологии, ссылаясь на его наблюдения за поведением собак во время наводнения в Ленинграде.

Американский психолог Д. Уотсон окончательно отмежевался от теорий, построенных на субъективных предпосылках, и взял курс на построение психологии как науки о поведении. Смена предмета исследований повлекла за собой необходимость проработки нового категориального аппарата психологии. Поведение в концепции Уотсона - это универсальное понятие, равнозначное «приспособлению» и объединяющее все формы реагирования, свойственные биологическому организму.

Для описания простейших приспособительных актов, Уотсон использовал физиологические понятия. Стимул, по Уотсону, это элементарный фактор, вызывающий ответную реакцию «целостного организма», а реакция - закономерное движение в ответ на действующий раздражитель. Для описания более сложных актов приспособления Уотсон счел «удобным» использовать термин «ситуация», означающий совокупность стимулов, побуждающих индивида к «действиям», «поступкам», «деятельности».

Уотсон был убежден в том, что любая сложная ситуация «в конечном анализе» может быть расчленена на совокупность стимулов, а поступок на «группу реакций». Каждая реакция, каждый акт поведения, согласно Уотсону, может быть отнесен к одному из четырех классов: наследственные, приобретенные, видимые и скрытые.

Задача психологии, по Уотсону, состоит в том, чтобы по наблюдаемой реакции определить ситуацию, в которой она возникла, а по известной ситуации определить вероятную реакцию. Знание принципов и закономерностей образования стимул-реактивных связей позволит, как полагал Уотсон, объяснить и предсказывать действия и поступки с математической точностью. В перспективе, как пишет он, психология получит ответ на вопрос о том, почему Джордж Смит покинул свою жену, а Генри до живет бедно; какие возможности заложены в репертуаре каждого художника; может ли он стать художником, певцом или администратором, можно ли сделать из него превосходного игрока в гольф, какие конкретные шаги следует предпринять для этого и как это выполнить технически.

Согласно Уотсону, психология - это отдел естествознания, который исследует все те проявления моторной активности, которые доступны лабораторному испытанию. При этом полагалось, что открытые предпосылки действий или деятельности рано или поздно будут объективированы.

Всякая научная психология, по Уотсону, должна быть экспериментальной, «генетичной» и «прикладной». Успехи психологии определяются её способностью контролировать действия и управлять поведением .

Трактовка поведения, предложенная Уотсоном, раздвинула границы предметной области психологических исследований. Сфера интересов психологии распространялась на двигательную активность не только взрослого человека, но и детей, а так же животных, и в значительной степени пересекалась с интересами биологии, физиологии и других смежных с психологией дисциплин. Метод «систематических проб» и оценок поведения в экспериментальных условиях, заимствованный из естественных наук, не имел ограничений в подборе испытуемых. Научность исследований обеспечивалась строгим учетом времени, затраченного на выполнение экспериментальных тестов, и количества успешных и ошибочных действий испытуемых и последующей математической обработкой данных.

Основная масса исследований Уотсона была сосредоточена вокруг проблемы приобретения, сохранения и использования таких навыков, как хватание, забивание гвоздей, печатание на машинке, игра в гольф, стрельба из английского лука. Особое место среди них занимают исследования речевых навыков у детей. Подводя итоги этих исследований, Уотсон пришел к выводу, что тактика поведения детей и взрослых в экспериментальной ситуации фактически не отличается от таковой у животных и строится по методу «проб и ошибок», т.е. путем отбора и закрепления удачных движений. Исследование речевых навыков у детей, в которых он принимал непосредственное участие не изменили позиции автора.

Речевая деятельность, по Уотсону, относится к классу приобретенного поведения, открытого (для детей и взрослых) или скрытого (только у взрослых). Наряду с этим различается вербальное и невербальное поведение. В вербальном поведении различаются словесные реакции и речевые. Первые можно наблюдать у тех животных, которые способны имитировать звуки человеческой речи. Вторые формируются за счет ассоциативных связей между моторными навыками «гортани» и других частей тела (рук, ног, пальцев, головы и т.д.). Сначала эта связь, по Уотсону, имеет внешнюю форму, затем, в силу редукции обеих сторон этой связи - внутреннюю.

Структура речевого акта представляет собой связь трех компонентов: стимула, телесной реакции и словесной реакции. Стимул в этой структуре является эквивалентом чувственно воспринимаемого объекта, на который реагирует биологический организм. Словесная или «голосовая» реакция - совокупность движений речевого аппарата, порождающего звукоряд слова, ассоциативно связанного с объектом. Телесная реакция рассматривается как эквивалент значения объекта для индивида.

Значение, как пишет он, - это то, что индивид имеет в виду, но бихевиорист не спрашивает его об этом, как это делали интроспекционисты, а исследует, какого рода телесные реакции вызывает то, что индивид имеет в виду. Для того, чтобы определить значение слова «церковь» для индивида или группы людей, нужно принять это слово за стимул и исследовать все реактивные ответы, связанные с ним. Согласно Уотсону, значение объекта или слова, связанного с ним можно исследовать объективными методами .

Слово, как голосовой навык, формируется путем опробования и закрепления удачных гортанных приспособлений и входит в репертуар поведения не только человека, но и животных, способных имитировать звуки человеческой речи. Однако собственно речевых навыков у этих животных нет, потому что между голосовыми и телесными навыками не образуется прочных связей.

Отличительной особенностью человека по сравнению с животными заключается в способности к образованию связей и взаимозамещений между голосовыми и телесными навыками, соотнесенными с одной и той же стимульной ситуацией.

Навык в бихевиоризме рассматривается как «индивидуально приобретенное или заученное действие» . Успешность и прочность навыков оценивается по количеству удачных проб или ошибочных действий в единицу времени и с точки зрения завершающих приспособлений, т.е. удовлетворения потребностей индивида. Приспособление завершается, когда группировка действий или открытая фаза деятельности лишает побуждающий стимул эффективности. В результате стимулирующий фактор, как причина действия теряет силу .

Психологическая функция в концепции Уотсона - это реакция на стимул или ситуацию, акт, фаза деятельности. Процесс приобретения и использования психологических функций приравнивается к процессу формирования и применения навыков. Упорядочение и усовершенствование навыков равнозначно образованию функциональных систем, в которые входят эксплицитные и имплицитные формы речевого и неречевого поведения. Процесс приобретения, сохранения и использования навыков рассматривается как единый цикл приспособления, ведущий к усовершенствованию поведенческого опыта.

Каждый приспособительный акт включает внутренний стимул (органическую или социальную потребность), побуждающий к действию, внешний стимул (ситуацию), предопределяющий отбор наиболее удачных, с точки зрения удовлетворения потребности, действий и сами действия, направленные на устранение побуждающих причин (потребностей).

Генез - это один из аспектов единого приспособительного акта, который развивается в направлении от хаотичных движений частей тела к упорядоченной системе наследственных и приобретенных, открытых и скрытых реакций, действий и навыков, адекватных внутренней и внешней стимуляции. Это процесс приобретения и совершенствования поведенческого репертуара или образования функциональных систем.

С точки зрения Уотсона, между генетическими и функциональными исследованиями нет принципиальных различий, поскольку предмет исследований один и тот же - приспособительный акт или адаптивное поведение. Поэтому генетическая психология отличается от функциональной психологии только по объекту исследований. В первом случае - это дети, а во втором - взрослые. Различия между этими двумя видами исследований или двумя отраслями психологии - чисто условные.

Мышление человека в концепции Уотсона раскрывается как скрытая, беззвучная речь, т.е. внутренняя форма вербального поведения. В этом процессе выделяется два вида: репродуктивное и продуктивное поведение (тоже, что мышление). Под репродуктивным подразумевается воспроизведение заученных фраз, текстов и решение известных задач в новых условиях. Под продуктивным - решение новых задач . Операционально, по способу поведения, оба вида представлены как процесс проб и ошибок. Полный актив поведения, согласно Уотсону, состоит из наследственных и приобретенных стимул-реактивных функций, организованных в систему навыков, всегда готовых к реализации при определенных условиях .

Разворот научных интересов из сферы сознания в сферу поведения открывал новые возможности и в плане исследований и, что самое главное, в плане их практического применения - в целях формирования навыков и умений. Один из способов формирования, практикуемого Уотсоном, строился по следующей схеме. Стимул (чувственно воспринимаемое воздействие), закономерно связанный с определенной реакцией, сопровождался предъявлением другого, нейтрального для субъекта, стимула, т.е. не вызывающего у него никакой реакции. Сочетание двух стимулов - значимого и нейтрального - продолжалось до тех пор, пока между ними ни образовывалась ассоциативная связь, т.е. пока субъект ни начнет реагировать на нейтральный стимул так же, как он реагировал на значимый.

Таким образом у субъекта формировался способ однозначного реагирования на два разных стимула. Другими словами, привычный способ реагирования переносился на новый, ранее нейтральный для субъекта стимул. Для закрепления реакции на новый стимул использовалось прежнее или аналогичное ему подкрепление. В результате формировалась новая - условная стимул-реактивная связь.

Этот способ формирования, известный бихевиористам по работам И.П. Павлова, был обозначен как «респондентное обусловливание», т.е. подкрепление при условии реагирования на заданный извне и первоначально индифферентный для субъекта стимул. Другими словами, нейтральный стимул приобретает значение и становится непосредственной детерминантой реакции (поведения). Подкрепление в данном случае является обусловленным чувственно воспринимаемым, но изначально индифферентным воздействием.

Соотечественник Уотсона Б.Скиннер считал, что поведение нельзя объяснить в терминах респондентного обусловливания. Предшествующий поведению стимул - не единственная его детерминанта. Поведение детерминировано ещё и подкреплением, т.е. стимулируется стимулом, следующим за поведением.

Возьмем пример: человек читает книгу. Какой стимул подкрепляет его поведение? С точки зрения Скиннера - это непосредственные чувственные впечатления, которые он получает от чтения и те, которые возникают вслед за чтением, обусловливая этот процесс. Отметим принципиальный момент в этом процессе. Если книга не вызывает личного интереса у читателя, то респондентное обусловливание будет единственным стимулятором этого действия (чтения), а если книга интересная или становится таковой в ходе чтения, то респондентное обусловливание не требуется. В последнем случае, это будет оперантное обусловливание (поведение) в чистом виде.

Отдельные реакции и поведение в целом, если рассматривать их как процесс, разворачивающийся во времени, - детерминированы с двух сторон - до и после («с головы» и «с хвоста»). Те стимулы, которые возникают вслед за поведением, подкрепляя его «с хвоста», Скиннер назвал оперантными стимулами или просто оперантным подкреплением, а поведение - оперантным поведением.

Респондентное обусловливание поведения обеспечивает расширение сферы чувственно воспринимаемого за счет включения в нее индифферентных раздражителей (вещей, предметов). Оперантное подкрепление обеспечивает расширение сферы процессуальных, операторных, поведенческих возможностей человека. В реальном поведении эти два типа обусловливания взаимосвязаны или совмещены таким образом, что иногда трудно определить, что именно подкрепляется - чувственно воспринимаемое или реакция на чувственно воспринимаемое как, например, в случае, когда человек читает книгу.

Возьмем другой пример: прослушивание музыкальных произведений. С одной стороны, звуки привлекают внимание и человек, можно сказать, «бескорыстно» реагирует на них; с другой, - сам процесс слушания влечет за собой ряд новых впечатлений, побуждающих человека продолжать это занятие, т.е. стимулирующих этот процесс, так сказать, изнутри. Аналогично - слово, речь, - как совокупность стимулов, вызывающих непосредственную реакцию, - это респондентное поведение. Реагируя на внешнюю стимуляцию, человек принимает сообщение, получает информацию, впечатления, подкрепляющие аудиальное поведение, - это уже оперантное поведение.

Все формы психической активности - от ощущений до мышления, - строятся, развиваются на основе обоих видов обусловливания - и респондентного и оперантного. Исследование видов поведения по способу их формирования имеет прямое отношение к воспитанию человека и приобретает принципиальное значение в практике обучения.

Основной вопрос педагогики заключается в следующем: кто виноват, если ученик во время урока смотрит в окно или думает о чем-то другом, что, собственно, одно и то же. С позиции гуманистически ориентированного образования, - тот, кто задает этот вопрос, т.е. тот, у которого, в связи с этой проблемой болит голова. Проблема, если она есть, не в том, чтобы найти виновного и предпринять меры, т.е. провести мероприятие, а в том, что она связана с выбором, который определяет судьбу. Свободный выбор предполагает ответственность за него.

Если последствия поведения личностно значимы и благоприятны для субъекта, то вероятность его повторения будет увеличиваться; если последствия поведения не благоприятны и/или личностно не значимы, то вероятность повторения этого поведения будет…, -на этом остановлюсь, потому что человек - не машина и однозначного ответа не может быть. По этому поводу у одного из известных отечественных педагогов - В.А. Сухомлинского, - есть такие слова: «Педагогика - это наука, мастерство и искусство» .

Бихевиоризм, как наука о поведении, открывал большие перспективы в плане осознанного формирования способов поведения у человека, который этого даже не замечает; осознанного формирования поведения у человека, который сознательно выбрал этот путь; методического осознанного формирования собственного поведения. Автором теории оперантного поведения была разработана система (метод) программированного обучения, которая заняла достойное место в образовательных учреждениях. Однако практика показывала, что однозначных и универсальных стратегий обучения нет. Это означает, что связь: «стимул-реакция», - не является такой жесткой, как полагал Уотсон. Критика разработанной Уотсоном доктрины шла в двух направлениях - экспериментальном и теоретическом.

Исследования ряда психологов показали, что способы поведения животных в экспериментальной ситуации определяются индивидуальными свойствами центральной нервной системы, качественными особенностями внутренних побуждений (потребностей, мотивации) и формой организации опыта (знаний), которую Э.Толмен назвал «когнитивные карты поведения».

Сведение предмета психологии к адаптивному поведению, а процесс приобретения и использования навыков к методу проб и ошибок, ориентация на количественный анализ поведения привели в конечном итоге к стиранию качественных различий между детьми и взрослыми, людьми и животными, способом поведения испытуемых и экспериментаторов.

Рассматривая все психические функции как телесные процессы, Уотсон не нашел аргументов в пользу очевидных качественных различий между психологией животных и психологией человека, мышлением и поведением, речью и мышлением. В итоге, умственная деятельность и внутренний диалог, свойственные человеку были сведены к мышечным сокращениям. Стало ясно, что радикальная форма бихевиоризма нуждается в поправках, коррекции. Этому способствовала заманчивая перспектива контроля и управления поведением.