«Каменный гость» – третья из четырёх «Маленьких трагедий » А. С. Пушкина. (Три остальных – «Скупой рыцарь », «Моцарт и Сальери », «Пир во время чумы ».)

Пушкин «Каменный гость», сцена 1 – краткое содержание

Известный всей Испании повеса Дон Гуан тайно приезжает в Мадрид, откуда был изгнан королём за разврат и дуэльные убийства. Гуана сопровождает слуга – Лепорелло. Дон жаждет новых встреч с красивыми женщинами и сейчас собирается ехать к своей знакомой Лауре.

У Антоньева монастыря Гуан и Лепорелло случайно встречают инока. Не зная их, монах рассказывает: на здешнее кладбище должна скоро приехать Донна Анна де Сольва, чтобы молиться на могиле своего мужа-командора, убитого на поединке «бессовестным, безбожным Дон Гуаном». Безутешная вдова каждый день прибывает к каменному изваянию супруга возносить мольбы за упокой его души.

Гуан вспоминает о своём поединке с командором. Его жену он никогда не видел, но ходили слухи, что она необычайно хороша. Как раз входит Донна Анна. В душе Дона Гуана загорается дерзкое и страстное желание соблазнить жену человека, которого он сам же и убил.

Пушкин «Каменный гость», сцена 2 – краткое содержание

Несколько поклонников ужинают у известной мадридской красавицы – актрисы Лауры. Они восхищаются её игрой в последнем спектакле и восторженно рукоплещут её пению. Лаура рассказывает, что слова песни написал её бывший любовник, знаменитый Дон Гуан. Один из гостей, Дон Карлос, в ярости вскакивает, проклиная Гуана и оскорбляя Лауру. Брат Дона Карлоса был убит Гуаном на дуэли.

Ссору удаётся замять. Когда гости расходятся, Лаура приглашает Дона Карлоса остаться с ней на ночь. Его бешенство понравилось красотке: Карлос напомнил ей необузданного Гуана.

Однако любовное свидание внезапно прерывается стуком в дверь. Это стучит приехавший Гуан. Лаура отпирает и бросается ему на шею. Увидев своего смертельного врага, Дон Карлос вынимает шпагу, но после короткой схватки Гуан убивает его. Ветреная Лаура заботится лишь о том, как избавиться от трупа. Гуан обещает утром незаметно унести тело, а пока предаётся с Лаурой любви прямо вблизи убитого.

Пушкин «Каменный гость», сцена 3 – краткое содержание

Чтобы скрыться от розысков убийцы Дона Карлоса, Гуан под видом инока прячется в Антоньевом монастыре. Здесь он каждый день видит приезжающую на могилу Донну Анну – и сам искусно обращает на себя её внимание.

Наконец Гуан подходит к молящейся вдове и заводит с ней учтивый разговор. Он начинает с похвал благочестию Донны, но незаметно переходит к пылким комплиментам её наружности и обаянию. Измученное долгим одиночеством сердце молодой женщины откликается на страстную речь. Чтобы сильнее ошеломить Анну, обольститель неожиданно признаётся: он не монах, а безнадёжно влюблённый в неё человек, который поселился в монастыре, чтобы видеть предмет своего обожания.

Дон Гуан и Донна Анна у могилы командора. Картина И. Репина, 1885

Донна Анна мучительно колеблется, но уговоры Гуана становятся всё настойчивее. Она соглашается завтра принять его у себя, но не для любви, а просто для беседы. Анна уходит, вместо неё появляется Лепорелло. Дон Гуан с торжеством рассказывает ему о своём успехе. Слуга призывает Гуана быть скромнее и не выражать слишком буйной радости: ведь оба они стоят рядом со статуей убитого мужа соблазняемой. Но Гуан в приступе заносчивой дерзости велит Лепорелло подойти к каменному командору и просить, чтобы он пришёл постоять на часах во время завтрашнего свидания с его женой.

Лепорелло исполняет его приказ – и с ужасом кричит: статуя кивнула головой в знак согласия. Гуан советует ему не нести вздора. Он сам повторяет свою просьбу каменному памятнику – и тоже видит его кивок. Несмотря на это зловещее чудо, Гуан не желает отказываться от встречи с Донной Анной.

Пушкин «Каменный гость», сцена 4 – краткое содержание

Донна Анна грустно рассказывает Гуану во время свидания, что вышла замуж не по любви, а от бедности. Однако богатый супруг любил её, и Анну мучает совесть за то, что она теперь, хотя бы и вдовой, обратила внимание на другого мужчину.

Гуан успокаивает Анну, говоря: на его душе лежит ещё более тяжкий грех. Донна просит рассказать о нём. Гость долго отказывается, но потом открывает: именно он убил командора – и не чувствует в этом раскаяния. Опытный обольститель, Гуан рассчитывает, что это признание глубоко потрясёт женщину, и в душевном смятении её будет легче склонить к любовным утехам.

Донна Анна близка к обмороку. Гуан целует ей руки, убеждает в искренности своей любви и неотступно склоняет к новой – уже по-настоящему любовной – встрече. Но в это время у двери раздаётся стук.

В комнату входит каменный гость – ожившая статуя командора. Увидев Гуана, командор спрашивает: дрожит ли он? Набравшись отчаянной храбрости, Гуан отвечает: нет – он сам звал убитого в гости и рад его видеть. Каменный гость просит Гуана дать руку, хватает её и увлекает безобожного оскорбителя в ад .

У ворот Мадрита сидят Дон Гуан и его слуга Лепорелло. Они собираются дождаться здесь ночи, чтобы под ее покровом войти в город. Беспечный Дон Гуан считает, что его не узнают в городе, но трезвый Лепорелло настроен саркастически по этому поводу. Впрочем, никакая опасность не может остановить Дон Гуана. Он уверен, что король, узнав о его самовольном возвращении из изгнания, не казнит его, что король отправил его в ссылку, чтобы спасти от мести семьи убитого им дворянина. Но долго находиться в изгнании он не в силах, более же всего он недоволен тамошними женщинами, которые кажутся ему восковыми куклами.

Оглядываясь, Дон Гуан узнает местность. Это Антоньев монастырь, где он встречался со своей возлюбленной Инезой, у которой оказался ревнивый муж. Поэтически вдохновенно описывает Дон Гуан ее черты и печальный взор. Лепорелло успокаивает его тем, что у Дон Гуана были и будут еще возлюбленные. Его интересует, кого на этот раз его хозяин будет разыскивать в Мадрите. Дон Гуан намерен искать Лауру. Пока Дон Гуан мечтает, появляется монах, который, видя посетителей, интересуется, не люди ли они Доны Анны, которая должна вот-вот приехать сюда на могилу своего мужа, командора де Сольва, убитого на поединке «бессовестным, безбожным Дон Гуа-ном», как называет его монах, не подозревая, что говорит с самим Дон Гуаном. Он рассказывает, что вдова воздвигла памятник мужу и каждый день приезжает молиться за упокой его души. Дон Гуану кажется такое поведение вдовы странным, и он интересуется, хороша ли она. Он просит разрешения поговорить с нею, но монах отвечает, что Дона Анна не разговаривает с мужчинами. И в это время появляется Дона Анна, Монах отпирает решетку, и она проходит, так что Дон Гуан не успевает рассмотреть ее, но его воображение, которое, по словам Лепорелло, «проворней живописца», способно нарисовать ее портрет. Дон Гуан решает познакомиться с Доной Анной, Лепорелло стыдит его за кощунство. За разговорами смеркается, и господин со слугой входят в Мадрит.

В комнате Лауры ужинают гости и восхищаются ее талантом и вдохновенной актерской игрой. Они просят Лауру спеть. Даже угрюмый Карлос, кажется, тронут ее пением, но, узнав, что слова этой песни написал Дон Гуан, который был любовником Лауры, Дон Карлос называет его безбожником и мерзавцем. Разгневанная Лаура кричит, что сейчас велит своим слугам зарезать Карлоса, хоть тот испанский гранд. Бесстрашный Дон Карлос готов, но гости успокаивают их. Лаура считает, что причина грубой выходки Карлоса в том, что Дон Гуан на честном поединке убил родного брата Дон Карлоса. Дон Карлос признается, что был неправ, и они мирятся. Спев по общей просьбе еще одну песню, Лаура прощается с гостями, но просит Дон Карлоса остаться. Она говорит, что своим темпераментом он напомнил ей Дон Гуана. Лаура и Дон Карлос беседуют, и в это время раздается стук и кто-то зовет Лауру. Лаура отпирает, и входит Дон Гуан. Карлос, услышав это имя, называет себя и требует немедленного поединка. Несмотря на протесты Лауры, гранды сражаются, и Дон Гуан убивает Дон Карлоса. Лаура в смятении, но, узнав, что Дон Гуан только что тайком вернулся в Мадрит и сразу бросился к ней, смягчается.

Убив Дон Карлоса, Дон Гуан в монашеском облике скрывается в Антоньев монастырь и, стоя у памятника командора, благодарит судьбу, что она таким образом подарила ему возможность каждый день видеть прелестную Дону Анну. Он намерен сегодня заговорить с ней и надеется на то, что ему удастся привлечь ее внимание. Глядя на статую командора, Дон Гуан иронизирует, что здесь убитый представлен исполином, хотя в жизни был тщедушен. Входит Дона Анна и замечает монаха. Она просит прощения, что помешала ему молиться, на что монах отвечает, что это он виноват перед нею, ибо мешает ее печали «вольно изливаться»; он восхищается ее красотой и ангельской кротостью. Такие речи удивляют и смущают Дону Анну, а монах неожиданно признается, что под этим платьем скрывается дворянин Диего де Кальвада, жертва несчастной страсти к ней. Пылкими речами Дон Гуан уговаривает Дону Анну не гнать его, и смущенная Дона Анна предлагает ему на следующий день прийти к ней домой при условии, что он будет скромен. Дона Анна уходит, а Дон Гуан требует, чтобы Лепорелло пригласил на завтрашнее свидание статую командора. Робкому Лепорелло кажется, что статуя кивает в ответ на это кощунственное предложение. Дон Гуан сам повторяет свое приглашение, и статуя опять кивает. Пораженные Дон Гуан и Лепорелло уходят.

Дона Анна в своем доме беседует с Доном Диего. Она признается, что Дон Альвар не был ее избранником, что к этому браку ее принудила мать. Дон Диего завидует командору, которому в обмен на пустые богатства досталось истинное блаженство. Такие речи смущают Дону Анну. Укором ей служит мысль о покойном муже, который никогда не принял бы у себя влюбленной дамы, окажись он вдовцом. Дон Диего просит ее не терзать ему сердце вечными напоминаниями о муже, хотя он и заслуживает казни. Дона Анна интересуется, в чем именно провинился перед ней Дон Диего, и в ответ на ее настойчивые просьбы Дон Гуан открывает ей свое подлинное имя, имя убийцы ее мужа. Дона Анна поражена и под влиянием случившегося лишается чувств. Придя в себя, она гонит Дон Гуана. Дон Гуан соглашается, что молва не напрасно рисует его злодеем, но уверяет, что переродился, испытав любовь к ней. В залог прощанья перед разлукой он просит подарить ему холодный мирный поцелуй.

Дона Анна целует его, и Дон Гуан выходит, но тут же вбегает обратно. Следом за ним входит статуя командора, явившегося на зов. Командор обвиняет Дон Гуана в трусости, но тот смело протягивает руку для рукопожатия каменному изваянию, от которого гибнет с именем Доны Анны на устах.

Вы прочитали краткое содержание трагедии Каменный гость. Предлагаем вам также посетить раздел Краткие содержания , чтобы ознакомиться с изложениями других популярных писателей.

Обращаем ваше внимание, что краткое содержание трагедии Каменный гость не отражает полной картины событий и характеристику персонажей. Рекомендуем вам к прочтению полную версию трагедии.

1. «Маленькие трагедии» в творчестве писателя.
2. «Каменный гость» — история создания, основной смысл произведения.
3. Анализ характера главного героя.
4. Значение «Маленьких трагедий» в истории русской литературы

Ни Геродота, ни Тита Ливия, ни Григория Турского нельзя упрекать за то, что они заставляли провидение вмешиваться во все человеческие дела; но надо ли говорить, что не к этой суеверной идее повседневного вмешательства Бога хотели бы мы снова привести человеческий ум.
П. Я. Чаадаев

А. С. Пушкин, мастер пера, совершенный во всем, в свое время обратился к так называемой малой прозе — созданию небольших по объему, но при этом художественно целостных произведений. Вершиной его работы в этой области стал цикл «Маленьких трагедий», включающий в себя четыре не связанных друг с другом сюжетно произведения («Скупой рыцарь», «Моцарт и Сальери», «Каменный гость», «Пир во время чумы»). Собственно говоря, ни одно из четырех произведений не является трагедией, поэтому исследователи склонны называть их драматическими сценами. Задуман цикл был в 1826 году, а окончательное завершение произошло спустя четыре года, осенью, проведенную автором в имении Болдино.

Центром каждой пьесы становится одна из человеческих страстей. Барон из «Скупого рыцаря» не просто скупердяй, он носитель самой идеи богатства как аллегории неограниченной власти. Сальери («Моцарт и Сальери») — неудачливый музыкант, всю жизнь стремившийся к славе и не получивший ее. Дон Гуан — главный герой «Каменного гостя» — воплощение чувственных страстей. Герои «Пира во время чумы» охвачены хмельной страстью упоения во время смертельной схватки с самой судьбой.

Автор помещает своих героев в исключительные обстоятельства, в которых страсти и обуреваемые ими герои оказываются бессильными и слабыми жертвами. Эти же страсти толкают героев на преступления: Сальери убивает Моцарта, завидуя его славе, Дон Гуан совершает преступление морального толка. Приглашая статую Командора присутствовать на свидании с Донной Анной, преступления совершает и Барон, накопивший свое богатство ценой «слез, крови и пота». В финале этих трех пьес — смерть. Смерть — единственно возможное будущее и для героев «Пира во время чумы».

Как же удалось Пушкину в небольшом по объему произведении показать разрушительную силу страсти?

Обратимся к трагедии «Каменный гость». Взявшись за обработку легенды о Доне Жуане, тем более выбрав из нее самый драматический, но и самый распространенный момент явления статуи Командора, автор поставил себя в жесткие рамки литературных традиций. Пушкин сознательно подчеркивает традиционность развивающихся в драме событий с помощью помещенного в начале эпиграфа из либретто к опере В. А. Моцарта. В этом резкое отличие от остальных пьес того же цикла, где образы и события разрабатываются автором самостоятельно. Однако, избрав известный и в чем-то даже приевшийся сюжет, Пушкин дерзко идет против сложившихся традиций и дает легенде совершенно новую трактовку: подобные «отступления от правил» подчеркнуты даже нестандартным именем героя — Дон Гуан.

Дон Жуан, традиционный для западноевропейской литературы, противопоставлен всему миру — он для него чужеродный, неприемлемый элемент. Герой Пушкина, напротив, живет в согласии с миром и им принят. Не случайно в Мадриде практически на каждом перекресте ему может повстречаться «свой же брат, нахальный кавалер, со шпагою под мышкой и в плаще».

Поведение Дона Гуана обусловлено традициями, характерными для его мира и общества, в котором он находится. Это относительность практически всех высших моральных принципов: благородства, гуманности, верности. Герой не относится ни к нравственным, ни к безнравственным людям — он вообще вне этой категории. Его жизнь и поступки основаны на принципе «природы» — все, что требует плоть, все, что «естественно», то не может быть некрасиво или плохо. Любого человека, встреченного на пути, герой рассматривает как тупое орудие, благодаря которому можно удовлетворить «естественные» потребности тела и духа. И вслед своей прекрасной жертве, падшей под напором обаяния, или убитому шпагой врагу раздастся только элегический вздох Дона Гуана, за которым последует поиск новых приключений.

Но в беспринципности образа, созданного Пушкиным, и традиционного героя есть существенное различие. Оно становится ясным для читателя на примере первого же любовного происшествия в жизни героя. У традиционного образа нет и не могло быть прошлого, особенно связанного с его увлечениями. Пушкинский герой, напротив, каждую свою победу хранит в своем сердце, бережно извлекая ее на свет в минуты лирического настроения. Более того, он жалеет о бессилии что-либо изменить в сложившихся обстоятельствах. Да и по возвращении своем в Мадрид Дон Гуан спешит навестить бывшую возлюбленную, в отличие от Дон Жуанов, кинувшихся бы в омут новых приключений.

На совести усталой много зла,
Быть может, тяготеет, —

говорит герой о своем прошлом. Однако читатель не увидит этого зла. В чем Дон Гуан может быть виноват перед Инезой? Он лишь скрасил последние дни увядающей женщины, и искренне сожалеет о том, что не смог защитить ее от мужа. Луиза? Герой творчески обогащает ее жизнь. Предшествующие Дон Жуаны идут на всяческие хитрости ради женщины. Дон Гуан Пушкина — настоящий испанский гранд. Он имеет понятия чести и он соблюдает их. Во многом его образ сложнее, трагичнее и интереснее, чем традиционные варианты, но во многом и противоречивее. Он не слуга, он ведет себя именно так. Каков он есть на самом деле: «личина — удел плута, бесчестного слуги».

Герой, созданный блистательным талантом Пушкина, — новый взгляд на традиционный образ. Он сочетает в себе самые противоположные порывы и начала: эгоизм и благородство, расчетливость и бесшабашность, жизнелюбие распахнутого всему миру сердца и замкнутость себялюбца. Он ответственен за свою судьбу и за судьбы других людей, так или иначе оказавшихся на его жизненном пути. И обвинения от автора по сути сводятся только к неумению быть ответственным за судьбы других. А неумение это — производная от той самой разрушительной страсти, которой герой объят и от которой освободиться не может.

В цикле «Маленьких трагедий» Пушкин проводит своеобразный эксперимент в драматургической и философской областях. С одной стороны, он сознательно уменьшает количество действующих лиц, временные рамки да и сам объем произведения. С другой же, он раздвигает рамки основной сути пьес до общечеловеческих масштабов: рассматриваемые им страсти одинаково присущи каждому из нас, а трагические финалы своего рода предупреждение для читателей.

Сергей АЛПАТОВ

«КАМЕННЫЙ ГОСТЬ»: ОБРАЗ И СМЫСЛ

«Каменный Гость» занимает особое место в ряду «Маленьких трагедий» А.С. Пушкина. Этот сюжет о встрече человека с потусторонним миром представляет своеобразный, хотя и не слишком явный, лейтмотив всего драматического цикла. Из очевидных перекличек можно отметить следующие две: на пиру Моцарта и Сальери уличный скрипач играет арию из оперы Моцарта «Дон Жуан», в эпиграф к «Каменному Гостю» вынесена реплика из той же оперы.

Вне сюжетного пространства «Маленьких трагедий» образ Каменного Гостя также встраивается в сложную систему смысловых связей и перспектив. Достаточно указать на не ослабевающий на протяжении всего творчества интерес А.С. Пушкина к пластическим искусствам. Особое внимание поэта привлекала идея скульптурного портрета как динамического образа личности: «Царскосельская статуя» (1830), «На статую играющего в свайку», «На статую играющего в бабки» (1836). Художник подобен Творцу Вселенной, превращающему мёртвый материал глины и камня в живую форму души и мысли:

Грустен и весел вхожу, ваятель, в твою мастерскую:
Гипсу ты мысли даешь, мрамор послушен тебе.

(«Художнику», 1836)

Этот парадокс соединения мёртвой материи и воплощённого в ней образа живой личности принадлежит, разумеется, не одному Пушкину. Скорее его следовало бы назвать одним из архетипов всей европейской литературной и культурной традиции. На представлении о том, что камень не дышит, не шевелится, не чувствует, основана магия фольклорных заговоров от кровавых ран и болезненных ушибов: "Как у камня ни жилок, ни сердца, ни биения не бывает, так и у имярек кровь не течёт", "Стану на камень - кровь не канет", " Ни от камня воды, ни от мёртвого руды (крови)". На тех же представлениях о мертвенности материи основан и эффект неожиданности в сюжетах об оживающих статуях, которыми была полна средневековая словесность и которым наследует литература XIX века.

Характерно, что во всех сюжетах оживающие статуи - антагонисты, сверхъестественные соперники или партнёры по диалогу с живым человеком. В центре конфликта и в фокусе авторского внимания в любом случае находится земная личность. Тем самым понять художественные функции пушкинского Каменного Гостя можно лишь отталкиваясь от образа его соперника - Дон Гуана.

Пушкинский Дон Гуан, равно как и все его литературные и фольклорные предшественники и наследники (не случайно "донжуан" стал нарицательным именем определённого типа личности), меряет окружающий мир на собственную мерку. Им движут эгоистические желания, отношения с людьми определяют привычные ему понятия о мужчинах и женщинах, удовольствиях и скуке. Жизнь для Дон Гуана - лишь материал для воплощения личных прихотей и фантазий.

Дон Гуан - герой-завоеватель, захватывающий каждый раз новые, ещё не покорённые "крепости". Вместе с тем он - актёр, импровизатор, ищущий новых форм для воплощения собственных желаний. Роднит актёра и завоевателя стремление переживать всё новые и новые ощущения, исчерпывать себя и свою жизнь как можно интенсивнее. Конечной цели, осмысленного итога для них нет и быть не может. Единственное препятствие в бесконечном движении - преждевременная смерть (а смерть для этого типа личности никогда не бывает своевременной). Именно о таком абсурдном герое пишет А.Камю в своём эссе «Миф о Сизифе. Эссе об абсурде»: "Это конкистадоры повседневности, которые количеством опыта побивают все рекорды и выигрывают свою собственную мораль".

Стоит подробнее рассмотреть тип героя-актёра и героя-завоевателя в пушкинском творчестве. Это даст нам, с одной стороны, необходимый смысловой фон к образу Дон Гуана, а с другой - выведет на ещё одну, весьма важную линию "статуй", "бюстов" и "монументов" в пушкинском творчестве.

Герой-завоеватель - это внешняя, экстенсивная, социальная, властная (и политическая и государственная) реализация индивидуальности. Для Пушкина одним из ярчайших образцов этого типа личности был Пётр Великий. Рисуя в своих произведениях образ первого российского императора, Пушкин опирался на исторические анекдоты и фольклорные предания, в которых отчётливо звучит тема героя-демиурга: в качестве крёстного отца Пётр даёт имена кораблям, городам, деревням и людям. Он прокладывает "Осудареву дорогу" до Белого моря, роет каналы, чертит планы церквей, устанавливает кресты, наделяет землёй. Проплывая мимо богатой рудами Пудожской горы и заметив отклонение стрелки компаса, проявляет норов хозяина-преобразователя: "Была б гора ближе к воде, быть бы ей в беде". Пётр не любит покоряться природным стихиям, норовит ехать в любую бурю.

Хорошо известен исторический контекст создания Санкт-Петербурга - города, построенного царскою волею на болоте. Мысль о насильственном вторжении человеческого и культурного начала в самые недра природного хаоса неотъемлемо присутствует у всех литераторов, пишущих о Петербурге. Мифологическая традиция - видеть в городе святого Петра искусственный, призрачный, неживой Камень-город - отчётливо реализована у О.Мандельштама:

В Петрополе прозрачном мы умрём,
Где властвует над нами Прозерпина.
Мы в каждом вздохе смертный воздух пьём,
И каждый час нам смертная година.

И в глазах современников, и в народной памяти облик, поведение и деятельность Петра I ассоциировались с образами и деяниями древних героев-полубогов, созидающих новый мир из хаоса и тьмы. Этот архетип был актуален и для пушкинского авторского сознания. Неоднократно отмечалось, что практически все воители у А.С. Пушкина в той или иной степени ипостаси бога-громовника. Так, в «Полтаве» Пётр изображён в стихии битвы, он - герой, подавляющий хаос социального мятежа:

Выходит Пётр. Его глаза
Сияют. Лик его ужасен.
Движенья быстры. Он прекрасен,
Он весь как Божия гроза.

Дух Петра, властно взнуздавшего Россию, находит свое совершенное воплощение в монументе Медного всадника, динамичный образ которого также ассоциируется у А.С. Пушкина с грозой-угрозой-громом:

Как будто грома грохотанье -
Тяжело-звонкое скаканье...

Символ обожествленного самовластия Петра - Фальконетов монумент - и в авторской поэзии XVIII–XIX веков, и в повседневной речи того времени постоянно именовался идолом. Характерно, что именование "Медный всадник" постепенно переносится с седока на всю скульптуру. Памятник становится для сознания носителей русской культуры неким нерасчленимым языческим кентавром. Не случайна в этом контексте попытка Николая I противопоставить Медному всаднику ангела Александрийской колонны. Для адекватного понимания пушкинского отношения к кумиру на бронзовом коне стоит обратить внимание на текст надписи А.Ф. Мерзлякова «К монументу Петра Великого в Петербурге»:

На пламенном коне, как некий бог, летит:
Объемлют взоры всё, и длань повелевает;
Вражды, коварства змей растоптан, умирает;
Бездушная скала приемлет жизнь и вид,
И росс бы совершен был новых дней в начале,
Но смерть рекла Петру: "Стой! Ты не бог, - не дале!"

История Петербурга, терзаемого наводнениями с самого своего основания, равно как и история Петра Великого, не увидевшего завершения практически ни одного своего начинания, подсказывают неутешительный итог биографии этого героя-завоевателя. Царь владеет судьбами подданных, может, подобно Творцу, основать город на пустом месте, но волнения природных стихий, разоряющих его любимое детище, так же как и течение времени, неумолимо приближающее смерть, ему неподвластны. Человеческая воля, экспансия замыслов и стремлений имеет свои пределы. Эта мысль отчётливо сформулирована в образах народной легенды, записанной в 1964 году в Архангельской области:

Пётр хотел через Неву перескочить. Сидит на лошади и говорит: "Будет всё моё и Богово". Он не успел это промолвить - змей подскочил, ногу-то у лошади и откусил. И он не мог проскочить, окаменел. А надо было сказать: "Будет Богово и моё".

Очевидно, что монументальный образ Медного всадника оказывается для А.С. Пушкина, равно как и для всей русской культуры, ёмким средством раскрытия внутреннего мира личности Петра Великого.

Мостиком к другим героям-завоевателям и их скульптурным портретам могли послужить нам следующие две поэтические реплики по поводу наводнения 1824 года:

Брови царь нахмуря,
Говорил: "Вчера
Повалила буря
Памятник Петра".
Тот перепугался.
"Я не знал!.. Ужель?" -
Царь расхохотался:
"Первый, брат, апрель!"
(1825)

Если здесь пара властителей - Пётр I и Александр I - встречаются в пародийном контексте, обыгрывающем идею нерушимости памятника и олицетворяемой им власти, то в поэме «Медный Всадник» (1833) внутренний диалог эпох, наводнений и двух царственных особ менее оптимистичен. Власть земная вновь ощущает свои пределы:

В тот грозный год
Покойный царь ещё Россией
Со славой правил. На балкон,
Печален, смутен вышел он
И молвил: "С Божией стихией
Царям не совладеть".

Характерно, что для Пушкина образ Александра I регулярно выступает в смысловом противостоянии и диалоге с ещё одним героем-завоевателем - Наполеоном:

Давно ль орлы твои летали
Над обесславленной землёй?
Давно ли царства упадали
При громах силы роковой?
Послушны воле своенравной,
Бедой шумели знамена...
.............................................
В своё погибельное счастье
Ты дерзкой веровал душой,
Тебя пленяло самовластье
Разочарованной красой.
(«Наполеон», 1821)

Грозной личностью завоевателя движет тот же мотив, что и страстным Дон Гуаном, - разочарованное самовластье, своенравное стремление к покорению всё новых рубежей.

Любопытно, что в художественном мире А.С. Пушкина Наполеон и Александр I образуют не только пару исторических героев, но и пару "божеств", подобных Перуну и Велесу. В традиционном мифе Перун-громовник стремится поразить молнией Велеса-змея, который прячется от небесной грозы под землю, под камень, в воду. Велес, в свою очередь, удерживает пролившуюся дождём воду в недрах земли. Пара соперников бесконечно меняются ролями проигравшего–выигравшего. Сходным образом в пушкинском стихотворении 1824 года «Недвижный страж дремал на царственном пороге...» Александр и Наполеон противопоставлены как равновеликие герои-полубоги.

В итоге войны 1812 года Александр-воитель поражает противника-змея:

О грозные витии,
Целуйте жезл России
И вас поправшую железную стопу!

И наоборот, в воспоминаниях о Тильзите Александр - поверженный Перуном:

...чудный взор его, живой, неуловимый,
То вдаль затерянный, то вдруг неотразимый,
Как боевой перун, как молния сверкал;
Во цвете здравия, и мужества, и мощи,
Владыке полунощи
Владыка запада, грозящий, предстоял.

Переход от исторического и психологического уровня семантики поэтического текста к плану мифологическому и символическому осуществляется А.С. Пушкиным при помощи уже отмеченного нами приёма скульптурного портрета героя-воителя. Посвящённое Александру I стихотворение 1829 года «К бюсту завоевателя» выявляет любопытный и важный разворот этой темы:

Напрасно видишь тут ошибку:
Рука искусства навела
На мрамор этих уст улыбку,
А гнев на хладный лоск чела.
Недаром лик сей двуязычен.
Таков и был сей властелин:
К противочувствиям привычен,
В лице и в жизни арлекин.

Завоевание мира неотделимо от игры в завоевание, присвоение новых пространств неотделимо от перевоплощения в новые социальные и культурные роли. Так Наполеон переходил от роли республиканского генерала к роли диктатора "в интересах республики", к роли императора и, наконец, владыки полумира. Сходным образом Александр I роль конституционного монарха одной из европейских держав сменил на роль спасителя Европы и полновластного правителя своей половины мира. Актёрство в крови великих политиков.

Но если все великие деяния - только актёрство и желание новых ролей в повторяющемся репертуаре жизни, то очевидна бессмысленность и бесцельность такого проживания и "прожигания" жизни. Эта идейная коллизия оказывается в центре стихотворения «Герой» (1830). Кульминационная точка произведения - Наполеон в холерном госпитале в Египте:

...он,
Не бранной смертью окружён,
Нахмурясь, ходит меж одрами
И хладно руку жмёт чуме
И в погибающем уме
Рождает бодрость...

Если рукопожатие со смертью - это позирование, актёрство (или, хуже того, откровенная фальшивка, пропагандистский трюк, как предполагает собеседник поэта), то кажущаяся живой и мужественной личность оказывается на поверку "героем без сердца", идолом, "куклой чугунной", что стоит в деревенском кабинете Онегина. Не имея иных мотивов, кроме разочарованного самовластья собственных желаний, кроме стремления упоить душу новыми впечатленьями, человек обращает свою жизнь в игру со смертью, в бессмысленный пир во время чумы:

Есть упоение в бою,
И бездны мрачной на краю,
И в разъярённом океане,
..........................................

И в дуновении Чумы.
Всё, всё, что гибелью грозит,
Для сердца смертного таит
Неизъяснимы наслажденья...
............................................
Итак, - хвала тебе, Чума!
Нам не страшна могилы тьма,
Нас не смутит твое призванье!
Бокалы пеним дружно мы
И девы-розы пьём дыханье -
Быть может... полное Чумы!

Обратим попутно внимание на совпадение в описаниях пира среди гробов и тризны по вещему Олегу: "Ковши круговые, запенясь, шипят // На тризне плачевной Олега: // Князь Игорь и Ольга на холме сидят; // Дружина пирует у брега". У Пушкина не бывает случайных совпадений, все они мотивированы общей поэтической логикой. Похоже, что герои «Пира во время чумы» творят поминки по самим себе.

Окружающий героев «Пира во время чумы» (и подобных им персонажей «Маленьких трагедий») "ужас мёртвой пустоты" рождает только одно желание - бесчувствия и беспамятства. Им хочется забыть, что ушедшие в иной мир тем не менее видят нас, связаны с живыми незримыми нитями воспоминаний, сочувствий и молитв:

Клянись <...> оставить
В гробу навек умолкнувшее имя!
О, если б от очей её бессмертных
Скрыть это зрелище!

Представление о том, что физически умершие духовно по-прежнему находятся рядом с нами, отчётливо выражено в народной культуре. Помимо понятий о загробной жизни, об особой близости живых и умерших во дни церковных и домашних поминаний, эта связь обнаруживается на уровне бытовых присловий. Когда не хотят ругаться с кем-то, говорят: "Сказал бы, да печь в хате"; когда видят что-нибудь постыдное, то говорят: "Хоть святых выноси". В первой поговорке ещё с дохристианских времён живёт память о том, что печь, очаг - средоточие домашнего духа, местопребывание всех душ умерших родственников, которые слышат всё, что творится в доме. Христианская вера даёт новое качество этим представлениям о непрерывающейся связи с иным миром: иконы, образа - окна в иной мир, с помощью которых мы видим наших небесных покровителей, а они видят нас и наши поступки, что и отразило второе присловье.

В ряду этих же представлений находится любой скульптурный портрет, надгробие, памятник - то есть то, что воплощает образ личности в её новом, посмертном качестве для тех, кто смотрит на изображение и помнит об ушедших. Тем самым надгробный памятник ставит человека перед лицом смерти. Именно в этом свете должна быть сформулирована основная коллизия «Каменного Гостя»: если смерть физически отрицает жизнь, то какова духовная цена человеческого существования, что остаётся от человека по его смерти?

Собственно, не только в истории Командора и Дон Гуана, но и во всех «Маленьких трагедиях» герой на пороге собственной смерти нуждается в проверке своих жизненных установок и ориентиров:

Скупому рыцарю наследует сын-"расточитель";

Рациональный Сальери не может вычислить цену смерти и преступления;

Воздушный гений Моцарта венчается заказом Реквиема - неожиданная, увлекательная и одновременно катастрофическая задача: соединить свои личные привычки и настроения с общечеловеческим знанием о смерти (реквием - заупокойная служба, имеющая не авторский, а богослужебный текст и смысл);

Привычное тепло и свет родного очага Вальсингама поглотила чума.

На фоне названных героев пушкинского драматического цикла Дон Гуан стоит особняком, решая вопрос о смерти не в частностях и не опосредованно, а лицом к лицу с ней.

Всю свою предшествующую жизнь Дон Гуан не видел в чужих смертях образа собственной смерти. Убить человека, попутно убить его брата, ищущего справедливого возмездия убийце, волочиться за вдовой убитого, уговаривать её не мучить себя "вечным поминаньем супруга" - не значит для него ничего, кроме нового приключения, нового трофея. Всё венчает оскорбление умершего человека предложением прийти посмотреть своими глазами на готовящееся блудодеяние. То, что страшит Вальсингама - в ином мире видят его земные бесчинства, - только веселит и волнует кровь Дон Гуана.

Эти унижения и оскорбления человеческой личности (чужой и своей) в конечном итоге - оскорбление Бога, ибо человек есть образ и подобие Божие. "Мне отмщение и Аз воздам, глаголет Господь" (Евр. 10, 30). Испрошенная пусть и в шутку встреча с Каменным Гостем осуществляется и становится встречей со смертью. Дон Гуан встречает её, как подобает воину, но воину, терпящему поражение, ибо ему нечего защищать и отстаивать. Его завоевания не имели цели. Живая, деятельная плоть, изворотливый ум, страстная воля скрывали мёртвую душу.

И наоборот, Командор - по "должности" воин и завоеватель, по сути - хранитель домашнего очага, нравственного достоинства, чести. Его невзрачная прижизненная внешность скрывала высокий дух, воплощённый ныне в подобающем надгробном портрете:

Каким он здесь представлен исполином!
.............................................................

А сам покойник мал был и щедушен.
..............................................................
Когда за Эскурьялом мы сошлись,
Наткнулся мне на шпагу он и замер,
Как на булавке стрекоза, - а был
Он горд и смел - и дух имел суровый...

Это несовпадение внешнего образа и внутренней сути одушевляет сюжет «Каменного Гостя» и, шире, всего драматического цикла.

Пушкин не предрешает нравственных выводов читателя «Маленьких трагедий», все конфлик ты имеют открытые финалы, обрывающие действие в кульминационной точке. Вместе с тем вектор собственной творческой биографии и жизненной философии Пушкина достаточно однозначен. Это не материализованное в славе, чинах, наследстве, собраниях сочинений завоевание мира, но "памятник нерукотворный" - посмертное существование в душах благодарных потомков, в их мыслях и чувствах добрых:

Уходят в последнюю осень поэты,
И их не вернуть - заколочены ставни.
Остались дожди и замёрзшее лето,
Остались стихи и ожившие камни.
(Ю.Шевчук. «Последняя осень»)

В основу трагедии «Каменный гость» положена испанская легенда о развратном Дон Жуане, ставшая «вечным» сюжетом для последующих обработок. Из литературно-музыкальных источников наиболее важными для Пушкина были пьеса Мольера, шедшая в России при Пушкине под названием «Дон Жуан, или Каменный гость», и опера Моцарта «Дон Жуан». У своих предшественников Пушкин взял имена, сцену приглашения статуи, из либретто оперы «Дон Жуан» - слова в качестве эпиграфа. В остальном пьеса совершенно самостоятельна.

Пушкинский Дон Гуан - «импровизатор любовной песни», «вечный любовник», веселый авантюрист, всегда готовый пуститься в любовное приключение. Пушкин оттеняет характер Дон Гуана, вводя сцену с Лаурой, когда герой беззаконно появляется в Мадриде, изгнанный за свои похождения. Этой сцены нет у предшественников Пушкина. Здесь Дон Гуан выходит победителем. Он не только завоевывает Лауру, но и закалывает ее нового избранника. Тут выясняются особенности характера Дон Гуана. Любовь только тогда приносит герою наслаждение, когда она «особенно остра». Это случается в минуты смертельной опасности. В такие моменты любовь переживается с наибольшей силой. Дон Гуан постоянно вспоминает о своих любовных приключениях в связи со смертью. И это опасно сближает героя с демоническим миром. Лаура прямо называет его «дьявол». Дона Анна знает по слухам и рассказам, что он «сущий демон». Дон Гуан, следовательно, связывает два мира - божественный и демонический, два состояния бытия - жизнь и смерть. Достигнув предельности ощущений и чувств, Дон Гуан устремляется к новой любовной авантюре, никогда не насыщаясь и легкомысленно ведя любовную игру на грани жизни и смерти. Образ Доны Анны условен: в ней проступает слабая женщина, вдова, хранящая верность покойному мужу, и испанка, готовая откликнуться на чувства Дон Гуана и отважиться на любовное приключение.

Пушкин прерывает любовный сюжет. Судьба Доны Анны после гибели Дон Гуана остается неизвестной. С Доной Анной связана также лирическая тема ангельской, небесной души, о которой опять-таки можно только догадываться.

С той же шутливостью, с какой Дон Гуан побеждает женщин, обращается он и к статуе Командора, приглашая ее на свое любовное свидание с его вдовой. Эта шутка в духе Дон Гуана: ему нужно острее оттенить любовное наслаждение присутствием мертвого и вызвать ревность покойника к живому счастливцу, как недавно сам Дон Гуан ревновал к мертвому Дон Альвару. Статуя демонически оживает, означая не метафору смерти, а саму Смерть. За миг свидания, в котором проживалась вечность, надо рассчитаться жизнью. К чести Дон Гуана, он сохраняет достоинство и гибнет с именем Доны Анны на устах, впервые, может быть, в мгновение смерти поняв высокий и серьезный смысл жизни и любви.

«Пир во время чумы» - перевод одной сцены из драматической поэмы английского драматурга Джона Вильсона «Чумный город», в которой описывается лондонская чума 1665 года (в России в 1830 году свирепствовала холера, ее часто называли чумой).

Поэт поставил всех пирующих перед лицом смерти. Действующие лица не могут избежать гибели, которая грозит им в любую минуту. Они потеряли многих близких. Исключительность ситуации напрягает разум и чувства персонажей до предела, но напряженность выражается не в действии (персонажи не властны над чумой, несущей смерть), а в мотивах поведения, которые заострены. Души персонажей должны излиться и объяснить смысл своего поведения. Отсюда возникает лиризм последней «маленькой трагедии», особенно выразительно звучащий в контрастных по настроению и содержанию песне Мери и Гимне Председателя. Мери поет о любви, превозмогающей смерть. Председатель посвящает свой гимн гордому противостоянию смертоносной стихии. Чтобы забыться и не сойти с ума от творящегося вокруг ужаса, персонажи погружаются в безумный и веселый пир. Они знают о своей обреченности, и их веселье - веселье обреченных. Привычные ценности перед лицом смерти исчезают.

Молодой человек требует вакхического веселья. Луиза не выдерживает испытания. Мери поет тоскливо песню о том, что мир изменился, жизнь ушла, кругом царит могильный холод и страх. Она прославляет любовь как силу, удерживающую в границах разума и не дающую человеку позорно пасть перед ужасом смертной разлуки. Вальсингам после сцены с телегой, нагруженной мертвыми телами и управляемой негром (черным человеком - символом адской тьмы, смерти), торжественно славит отчаяние и Чуму. В гимне Вальсингама отчетливо звучат богоборческие мотивы (он вдохновлен не Царствием Божиим, а Царствием Чумы), Гимн Председателя - гимн безумию. В нем звучат ноты наслаждения враждебными человечеству стихиями. Вступая с ними в спор, он поет об «упоении в бою». Тут гордый и возвышающий человека вызов судьбе сливается с демоническим прославлением смертоносной Чумы. При этом силы Вальсингама и Чумы не равны. Победа Чумы заранее предопределена.

Председатель озабочен тем, как в условиях обреченности можно сохранить достоинство и честь («Что делать нам? и чем помочь?»). Поведение обреченного, которое он восхваляет, состоит не в борьбе, не в схватке, а в том, чтобы «восславить Царствие Чумы», веселиться в ее честь, потому что Чума, неся смерть, одновременно пробуждает в человеке силы, которые позволяют все-таки встретить гибель не страхом, не отчаянием помутившегося разума, а сохранив величие души. Человек должен благодарить Чуму за то, что она мобилизует его волю, не оставляет его беспомощным и даже перед гибелью дает почувствовать «неизъяснимы наслажденья».

Однако позиция Вальсингама не лишена двусмысленности, иронии: торжественная слава Чуме наполнена презрением к ней, но Гимн Председателя - это и гимн смерти, и презрение к жизни. Он порожден не только мужеством и бесстрашием, но и «отчаяньем», «сознанием беззакония». Картина мира в этом последнем случае предстает искаженной и разрушенной, ибо противоестественно славить то, что несет смерть, а не жизнь.

Чтобы восстановить истинную картину, Пушкину необходим антагонист Председателя - Священник. Он не избавляет от смерти, но говорит о кощунстве, творимом пирующими, и пробуждает память Вальсингама. Хотя Председатель остается глух к напоминанию о смерти матери, но имя Матильды вызывает смятение в его душе. Он понимает, что, оставшись «падшим духом», никогда «не досягнет» до небесного рая, где нашла успокоение его жена, Матильда, - «святое чадо света».

Священник, возвращая память и обращая ее вновь к мукам и страданиям, восстанавливает связь между мертвыми и живыми. Он для Председателя уже не навязчивый «старик», а «Отец мой». Разумная и религиозно осмысленная картина мира вошла в сознание Председателя и овладела его душой. Отныне Председатель выделен из среды пирующих и изображен погруженным «в глубокую задумчивость». Он не принимает участия в пире, но и не следует за Священником.

Пушкин завершает «Пир во время чумы» на кульминационной, самой напряженной сцене, когда человек погружен в состояние потрясенной задумчивости, означающей происходящую в нем борьбу добра и зла. Выздоровление души не свершилось, но слова Священника и ремарки Пушкина говорят о появившейся надежде на душевное и духовное излечение Вальсингама.

Итоги Болдинской осени 1830 года в творчестве Пушкина значительны. Поэт стал проводником той плодотворной идеи, что судьба и характер отдельной человеческой личности зависят от окружающей среды. Однако он понял и слабую сторону этой идеи, которую ему удалось избежать в своих произведениях. Если мысли, поступки, характер человека всецело обусловлены средой, то, стало быть, от человека ничего не зависит, т. е. ему отводилась пассивная роль и с него снималась всякая ответственность за те или иные действия.

Пушкинские герои в романе «Евгений Онегин», в прозе и драматургии зависят от среды, но они не являются пассивными жертвами, с них не снимается ответственность. Личность у Пушкина обусловлена не столько ближайшей средой, сколько национальной и мировой историей. Это позволяет героям Пушкина сделать выбор. Поэт не снимает вины ни с обстоятельств, ни с персонажей. В жизни он особенно ценил сопротивление обстоятельствам и не давал «среде» праздновать над собой победу.

Вопросы и задания

1. Расскажите о лирике Пушкина 1830-х годов.
2. Найдите стихотворения, связанные с темой поэта и поэзии, и попробуйте проанализировать их, имея в виду также «Пророк» и «Я памятник себе воздвиг нерукотворный...».
3. Расскажите о цикле «Повести Белкина». Почему Пушкину оказался нужен вымышленный автор - Иван Петрович Белкин? Кто рассказывает Белкину истории, которые он записывает? Расскажите о сюжетах всех повестей. Какие произведения пародируются в «Повестях Белкина»? Подтвердите текстом, что автор присутствует в каждой повести и что он «направляет» рассказ Белкина.
4. Какую художественную функцию несут отдельные детали и эпизоды (например, что означает стрельба Сильвио по мухам в течение шести лет и как это характеризует героя)? Можно ли сказать, что Пушкин снимает маски со своих героев и являет нам их подлинные лики?
5. Как вы понимаете название «Маленькие трагедии», которым Пушкин обозначил свой Болдинский драматический цикл? Какие еще названия он употреблял для обозначения цикла? Какое из них кажется вам наиболее подходящим и уместным? Перескажите сюжеты «маленьких трагедий». Какие конфликты лежат в основе «маленьких трагедий»?